Но перечить она не решилась. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.
— Присаживайся. — Свекровь милостиво указала на кресло. — Хочешь кофе?
— Спасибо, не откажусь.
Желудок сводило от голода, но раз уж проспала завтрак — сойдет и кофе. Элизабет вновь ощутила себя в ловушке. Дома она могла вставать, когда пожелает. Отец просыпался очень рано и либо работал в своем кабинете, либо уезжал в контору. По утрам Элизабет редко сидела с ним за одним столом. Обычно ей подавали завтрак в постель.
А теперь она как приживалка в чужом доме, вынужденная подчиняться его правилам. Господи, и почему ей никто раньше не объяснил, что такое семейная жизнь? Тогда бы она не вышла замуж ни за какие шиши.
В гостиную вошла негритянка в синем платье, белоснежном переднике и накрахмаленном тюрбане. Она несла поднос, на котором поблескивал серебряный кофейник и белел фарфор. Эта рабыня прислуживала вчера за ужином. Кажется, ее зовут Сара.
Негритянка подошла к Элизабет и, не поднимая глаз, спросила:
— Желаете сахар и сливки, мэм?
— И то и другое, — кивнула Элизабет и, принимая из рук Сары наполненную чашку, улыбнулась: — Спасибо.
Тут раздался скрипучий голос свекрови:
— Ты не должна ее благодарить, дорогуша. Она выполняет свои обязанности.
Элизабет вскинула голову.
— Да, но, почему бы не проявить немного вежливости?
— Вежливости? — У миссис Фаулер вытянулось лицо. — По отношению к рабам?
— А почему нет? Они ведь тоже люди.
Свекровь будто передернуло от этих слов. Тонкие губы скривились в скорбной усмешке. Она повернулась к Джеймсу, которому, казалось, на все происходящее было глубоко наплевать.
— Сынок, ты слышал? — ехидно спросила свекровь. — «Негры тоже люди». Похоже, ты женился на аболиционистке.
— Ма, не неси ерунды, — лениво отмахнулся Джеймс. — Откуда ей знать, как следует обращаться с рабами? Нужно дать ей время привыкнуть к нашим порядкам.
«Не думаю, что когда-нибудь к ним привыкну». — Элизабет мрачно пригубила кофе.
— Ну так просвети ее, — потребовала свекровь и добавила замогильным голосом: — Когда я умру, вести хозяйство придется твоей жене. И, боюсь, тогда все в этом доме пойдет наперекосяк.
— Ма, не драматизируй! Ты проживешь еще, по меньшей мере, лет сто.
Миссис Фаулер томно откинулась на спинку дивана и театральным жестом прислонила руку ко лбу.
— Боюсь, ты сведешь меня в могилу гораздо раньше, — простонала она.
— Тогда не буду тебе больше надоедать. — Джеймс затушил сигару и встал с кресла. — Элизабет, не хочешь прогуляться? Я покажу тебе «Персиковую долину».
Не имея ни малейшего желания оставаться с противной старухой, Элизабет поднялась.
— Буду очень рада.
— Не забудь шляпку, — напомнила свекровь. — У нас такое солнце, что ты мигом почернеешь как негритянка.
— Тогда, чего доброго, Браун перепутает ее с рабыней и отправит собирать хлопок, — усмехнулся Джеймс.
«Ха-ха, как остроумно!» — Элизабет кисло улыбнулась и направилась в свою комнату, одеваться для прогулки.
Глава 4
Джеймс и Элизабет спустились на усыпанную светлым гравием подъездную площадку. В палисаднике под окнами пламенела герань, а вокруг дома раскинулась аккуратно подстриженная лужайка. Трава на ней была такой густой и сочной, что хотелось снять туфли и пробежаться по ней как по ковру.
— Сегодня чудесный день для прогулки, не так ли, дорогая? — Джеймс взял Элизабет под руку и увлек на дорожку, огибающую особняк.
— Да, пожалуй, — кивнула она.
Погода была действительно приятной. Ярко светило солнце, освежающий ветерок, гонял по небу пушистые белые облака. И воспоминания о прошлой ночи немного померкли на фоне жизнерадостной красоты.
Завернув за дом, Джеймс и Элизабет оказались в персиковом саду. Деревья шелестели глянцевой листвой, косматые ветки сгибались под тяжестью зреющих плодов. Пустой желудок вновь дал о себе знать, и Элизабет сглотнула слюну.
Персики на нижних ветвях были еще зелеными, зато наверху дразнились румяными боками спелые. Эх, слишком высоко, не дотянуться. Вот если бы Джеймс наклонил ветку, тогда можно было бы ухватить один из них. Элизабет покосилась на мужа, но тот выглядел таким высокомерным и отстраненным, что простая просьба застряла на языке.
Может он догадается сам? Но муж, не замечая ее терзаний, шагал вперед. Они прошли через розарий, где усердно трудился чернокожий садовник, и миновали беседку, стоящую на берегу заросшего кувшинками пруда. Джеймс начал что-то рассказывать о плантации, но Элизабет почти все пропускала мимо ушей. Вчера за ужином свекровь выложила всю подноготную, и слушать то же самое по второму кругу было неинтересно.
Из головы никак не шли мысли о персиках. Джеймс даже не предложил ее угостить! Разве он не понимает, как она голодна? Он ведь знает, что она со вчерашнего дня ничего не ела. Неужели не видел, каким вожделеющим взглядом она пожирала плоды?
От обиды перехватило горло, и на глаза навернулись слезы.
— Почему ты на мне женился? — вырвалось у Элизабет неожиданно для нее самой.
— Что? — Джеймс остановился и недоуменно взглянул на нее из-под широких полей своей шляпы.
Элизабет испугалась собственной дерзости. Разве можно спрашивать о таком? Вдруг он разозлится!
Но, к ее удивлению, муж ответил спокойно.
— Не буду врать, Элизабет. Я не пылаю к тебе безумной любовью, — с легкой насмешкой в голосе произнес он.
Слышать это было не очень приятно, хоть прошлой ночью Элизабет и лишилась большей части иллюзий.
— Но, тогда… зачем? — дрогнувшим голосом спросила она.
Муж равнодушно пожал плечами.
— Мне уже тридцать пять, и мать требует внуков. Рано или поздно, мне пришлось бы на ком-нибудь жениться. Так почему бы не на тебе?
Элизабет фыркнула.
— Что-то миссис Фаулер не в восторге от твоего выбора.
— Еще бы. — Джеймс криво усмехнулся. — Она-то мечтала, что я женюсь на южанке из хорошей семьи.
— Из «хорошей семьи»?
— У нас на Юге хорошей считается семья, чьи предки произошли от первых переселенцев. Ну, или, на худой конец, те, кто прожили здесь хотя бы лет пятьдесят. А если ты приехал десять-двадцать лет назад, то будь у тебя хоть три сотни рабов, ни один уважающий себя плантатор не сосватает за тебя свою дочь.
«Да уж, спеси у этих «дикси» хоть отбавляй, — подумала Элизабет. — Прав был папа насчет них. Корчат из себя голубую кровь, а на деле просто оказались здесь раньше других».
— Так почему же ты не женился на девушке из «хорошей семьи»? — едко поинтересовалась она.
— И на кой черт мне жеманная дура, за которой дадут в приданое клочок земли да горстку рабов? — презрительно бросил Джеймс. — Мне и своих-то девать некуда. А вот мануфактуры и торговая компания твоего папаши пришлись весьма кстати. Теперь я могу выгодно сбывать свой хлопок в Европу.
— Ха! — возмущенно выпалила Элизабет. — Значит, ты женился на моем наследстве?
— Ну что ты, дорогая, — нарочито ласково протянул Джеймс. — Будь ты уродливой старой девой, тогда можно было бы меня в этом упрекнуть. Но ты молода и красива. Так что, как выражаются у вас на Севере, я обстряпал весьма выгодное дельце.
«Дельце! Вот мерзавец! — Элизабет досадливо поморщилась. — И где только были мои мозги, когда я выходила за него замуж?»
— Что с лицом, дорогая? — Джеймс с напускной заботой взял ее под руку. — Тебе не понравилось то, что я сказал?
— Признаться, я не в восторге, — кисло процедила она.
— Да полно тебе. Просто не вижу смысла тебе лгать. Ты же не из тех наивных дур, что мечтают о великой любви?
Именно о великой любви Элизабет и мечтала, но теперь не призналась бы в этом даже под страхом смерти. Раз уж попалась как глупая муха в сети циничного паука, то никто, кроме нее самой, в этом не виноват.