Ему пришлось отдать Пелопсу большую часть своего рациона; он не сомневался в исходе проверки, которую мог учинить Экебус. Однако Пелопс свалился в первый же день, и еще раз - во второй. Экебус, обычно разъезжавший вдоль колонны, в этот момент оказался рядом, и на его узких губах заиграла довольная усмешка. Теперь Блейд шагал, поддерживая одной рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.
Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь остановился на маленьком учителе.
- Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, - зловеще пробормотал он.
Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.
- Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.
Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.
- Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?
Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло - последнюю порцию воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.
Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка, подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь, прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый глоток воды и каждая унция веса значили так много!
- Шагай! Ты должен идти, малыш! - рявкнул Блейд. - Все очень просто шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать, предупреди меня. Я помогу.
- О, великодушный сьон, - простонал Пелопс, - брось меня... Я не заслужил такой заботы... Я умру здесь... смерть от копья лучше огненного чрева Тора...
- Все равно я буду тебя тащить, - мрачно пообещал разведчик. - Я не могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.
Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.
- У тебя есть Зена, - простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий воздух. - Хотя я не понимаю... - он замялся.
- Я тоже не понимаю, - согласился Блейд. - Что-то здесь не то.
Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами, - а может, еще и хуже. - Да, вряд ли Зена сумела получить родительское благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха - во всяком случае, полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.
И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.
По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю, засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в размышлениях. Караван двигался через степи и горы к морскому побережью, к столице, и неприятные предчувствия все чаще и чаще охватывали разведчика. День ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом шагу, и сердце Блейда леденело в ожидании беды.
Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца, поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море, и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз говорил ему, что Сарма - морская держава.
Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные рабы чувствовали себя не лучше; каждый падал там, где стоял. Лишь Блейд остался на ногах, скрестив на груди мускулистые руки; он пристально разглядывал зеленую равнину, что начиналась у подножия утесов. Перед ним простирался полуостров, длинным треугольником выступавший в море. Город был построен на северной его стороне и защищен рвами и каменными стенами; в центре его, на холме, к которому сходились все улицы, стоял дворец правительницы - длинное невысокое сооружение из мрамора, с единственной башней, увенчанной флагштоком.
Прищурившись, Блейд стал рассматривать гирлянду цветных вымпелов, свисавших с этой мачты. За время путешествия он заставил Пелопса описать назначение каждого флага, памятуя, что каждый образованный человек в Сарме понимал их сигналы. Флажков применялось около полусотни, и выучить этот нехитрый алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть вымпелов: ярко-красный, означавший приветствие; затем - флаг с цветами верховного фадранта; синий с желтым крестом - символ срочного приказа; розовый с багряным кругом - знак воина; белый с черной полосой - это соответствовало понятиям "чужой", "не принадлежащий Сарме"; последним следовал вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду, Блейд легко прочитал: "Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира".
Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки, потом в ужасе перевел глаза на Блейда.
- Они разлучат нас, сьон... Я это чувствую!
Разведчик угрюмо кивнул.
- Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда...
- Если увидишь, сьон, - с тяжелым вздохом прервал хозяина Пелопс. - Ты все еще не понял, что жизнь простолюдина в Сарме ценится в медный грош. Владычица наша Пфира сильна и жестока - по-своему, не так, как Экебус. Она бережет свою власть... Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины - из тех, что поумнее... Она прожила сто лет и собирается жить вечно. Десять тысяч мужчин ублажали великую Пфиру, но красота ее не увяла до сих пор. Она не стареет и, наверно, никогда не умрет.
Блейд шлепнул своего компаньона по затылку.
- Не паникуй, малыш! Похоже, трудная дорога ослабила разум великого оратора. Мы ведь решили, что эти истории - просто сказки для малых детей. Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что...
В этот миг с равнины донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы бледно-желтого дыма; они поднимались вверх, ветер подхватывал их и нес к мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти перебивали чистый морской аромат.
- Откуда эта вонь, Пелопс?
Сармиец вытянул дрожащую руку к гигантской статуе Бек-Тора, что возвышалась на равнине за городской стеной. Блейд не слишком внимательно разглядывал ее; город и гавань интересовали разведчика гораздо больше. Теперь он внимательно присмотрелся к каменному идолу, и то, что он увидел, ему не понравилось.
На плоской физиономии божества от уха до уха зияла огромная пасть словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени и дыма. Снова долетел уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил вопросительный взгляд на маленького учителя.
Пелопс начертал перед грудью священный знак.
- Это великое изваяние Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его чрево от сгоревшей плоти и костей - вот откуда этот мерзкий запах. Когда прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с жертвоприношениями. Бек-Тору отдадут рабов и преступников, а также младенцев, девочек... - Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули слезы. - Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со своей тайриотой... Так будет лучше для нас обоих.