***
Каждое утро, я забираю эту девушку с крыши сего четырнадцатиэтажного дома. Сломленную, неподвижную. Мне никогда не доводилось видеть ее счастливого лица, его мне не нужно. Ее наслаждение – мой яд, как мое счастье для нее – погибель. Она никогда не видела моей улыбки. Мы равны. Ее состояние, делает из нее отличную натурщицу. Именно такую, в которой я нуждаюсь, как в самой жизни.
Я обладал кистью все осознанные годы. Я писал картины, изощрялся над подвластным мне искусством, во все границы фантазии, воплощал в жизнь мысли, исследовал, рушил все доступные рамки.
Чистое, незапятнанное полотно бросает мне вызов. Оно влечет, приковывает к себе взгляд. И я не вижу, не желаю видеть иного исхода. Я нуждаюсь в высвобождении всех мыслимых образов, заполняющих разум, обуздавших здравый смысл, которые велят мне не обращать взор на внешний мир, забыть обо всем, пока мгновение вечности не окончится последним взмахом кисти. Честным признанием. Ожившей картиной.
Мой взгляд, ласкающе проходится по палитре любимых красок, пальцы трепетно приветствуют инструменты. Дыхание готово оборваться в ту же секунду, которую я посвящаю вниманию чистой, нетронутой ткани, туго натянутой на холст. И вот, я уже знаю, чем заполню его, как присвою себе мир, созданный на нем. Как упоение над чувством всевластия, опьянит, заставит дышать на полную грудь, как вынудит насладиться безграничием собственных сил. И я жажду этих чувств, страстно боготворю эту волю, ею я и живу. Но дышать свободно могу, лишь выводя ЕЕ очертания. Той, которой я посвятил все свои картины, все краски, всю жизнь…, однажды. Ту, для которой я поднял кисть, кому посвятил свою душу.
Ее взгляд был прикован лишь ко мне. Она пришла тогда только ко мне. И легла в самую желанную позу только для меня, излучая любовь той натурщицы, обещающей верность. Она была идеальна, я не мог вернуться к обыденной жизни, работе, не изобразив ее очертаний, не передав свою к ней привязанность, в точности воплотив всю ее непревзойденность на полотне.
Шло время. Она была рядом, но присутствия со мною становилось все меньше. Все реже она приходила ради меня, все реже смотрела лишь на меня. Мыслями она была далеко. И постепенно ее приходы свелись к нулю. Я не смог этому воспрепятствовать.
Единственное, что осталось в моих силах, это вспомнить ее идеальные черты, закрыть глаза, восстановить в разуме ее образ и отректись от всего мира, написать ту самую, свою лучшую работу. Как я желаю, дабы эти часы длились вечность, дабы это мгновение совершенства в исходе, не прекращалось и я уповался им все существующее время, отсеченное нашему миру. Но могу я это сделать, только когда мною ощущается неподвижное присутствие человека.
Женщина. Ее безмятежное присутствие, готовое часами не издав ни звука, ни шороха, смотреть на меня, на то, что я делаю и возможно привносить ожидание своему взгляду. Я не могу упускать этого внимания, предназначенного только мне. Мне достаточно в полной мере осознавать, что там есть то самое необходимое. И образы моего единственного человека, моей единственной любви, являются передо мною, даруя смысл, даруя возможность снова и снова воплощать ту исключительную жизнь, которой я жажду обладать – мой идеал. И остановит меня, лишь одиночество. Только ему подвластно своим липким холодом обуздать мою волю, запереть меня в этой тесной квартирке, в этой полу омраченной комнате, где однажды возлежала единственная мне желанная особа.
В некий из дней, мы нашли еще одну иллюзию, еще один способ, дабы ощутить счастье. Чтобы удовлетворить, те порочные мечты, которым никогда не было суждено стать явью. Никто из нас не знал, каково это, испытывать близость желанного человека. Нам достаточно всего лишь не смотреть на лица друг друга. Эта женщина с трепетом принимала мою ласку, наивно о которой могла только пожелать от собственного мужчины, а я с похотью обнимал ее изгибы, претворяя в жизнь самые смелые фантазии со своим идеалом.
- Удобно?
- Не заботит.
***
Он бережно обходится со мной, словно бесценным сокровищем.