Некоторое время они сидели молча. Вахтер прижался подбородком к столу, руки его свисали до самого пола, ноздри вздрагивали и по обросшим седой щетиной щекам текли хмельные слезы.
В буфет вошел парень в полосатой футболке, посмотрел на Сергея, улыбнулся и почему-то подмигнул.
Буфетчик отозвал Сергея в сторону.
— Вы его теперь не трогайте, — шепотом сказал буфетчик. — С ним это бывает.
Сергей расплатился и вышел. На пороге он оглянулся, вахтер продолжал сидеть в той же позе, казалось, он спит.
— Эй, дорогой, — окликнул кто-то Сергея.
Сзади подошел парень в футболке.
— Здорово он тебя, — сказал парень. — На сколько же он тебя наколол, на поллитра?
Парня душил смех, казалось, он не говорит, а икает.
— Это дружок мой, — сказал он. — Я его как облупленного знаю. Артист, любит приезжих накалывать. «Я, — говорит, — историю одну чувствительную слыхал. Я, — говорит, — не я буду, если поминки не справлю...»
Сергей стоял и молча слушал. У парня был белесый чуб, короткий точеный носик, и Сергей вдруг с размаху ударил по этому точеному носику, а когда парень упал, он ударил его ногой.
Он хотел ударить еще раз, но на шум выскочил буфетчик и вцепился в него липкими руками. Сергей толкнул буфетчика на мокрый куст и, чувствуя дрожь во всем теле, тяжело дыша, подошел к ярко освещенным аллеям.
Здесь было весело, много молодых лиц, танцплощадка была обнесена низкой оградой и вокруг нее на проводах покачивались разноцветные фонарики в бумажных колпаках.
Чтобы унять дрожь, Сергей пошел быстрее. Мелькали какие-то ларьки, что-то кружилось, что-то жужжало и всюду лица, лица, лица...
От быстрой ходьбы во рту у него пересохло и начало подташнивать, тогда он привалился к какой-то решетке. За решеткой были странные сооружения: на тонких жердях покачивались громадные многогранники, кубы, усеченные пирамиды, а в центре, вокруг шара-ядра, — пересекающиеся эллипсы.
— Природа, — сказал Сергей вслух. — Вот она, наглядное пособие, как все просто и ясно. Атомы одних веществ замещаются атомами других веществ... Жизнь и смерть — это просто химический процесс...
Многогранники плавно покачивались, негромко позванивали, и Сергею внезапно стало страшно, все исчезло, он был наедине с первозданной материей. «Цикл завершается, — подумал он. — Человек вновь, как в первобытные времена, наедине с природой, лицом к лицу».
И действительно, среди атомов и молекул он увидел человека в кепке и хлопчатобумажном пиджачке.
Человек спокойно ходил, прикасался рукой к тонким жердям, и внезапно все затрещало, вспыхнуло, завертелось, синее, зеленое, фиолетовое, красное пламя бушевало вокруг многоугольника, сыпались искры, с воем и шипением из гущи пламени вырывались ракеты и лопались, рассыпались в небе, освещая верхушки деревьев, бледнели звезды, длинные тени, неожиданно возникая, проносились по земле в разных направлениях и поднятые кверху хохочущие лица людей становились то ярко-зелеными, то розовыми, то голубыми...
Наконец все стихло, потемнело, пахло дымом и порохом, а многоугольники за решеткой исчезли, дымились обугленные жерди, лишь кое-где они были темно-вишневые, раскаленные, но и там, шипя, остывали, покрывались сизым пеплом.
Толпа подхватила Сергея, понесла, он очутился возле танцплощадки, купил зачем-то билет и вошел за низенькую ограду.
Дождь давно закончился, все небо было в звездах, больших и ярких, раковина, в которой сидел оркестр, врезалась прямо в это небо — и от этого оно становилось похоже на театральную декорацию.
Оркестр заиграл веселую мелодию. Сергей стоял и мучительно долго вспоминал, где он слыхал эту мелодию, и наконец вспомнил: он слышал ее утром, на почте, в доме с башенкой.
Вокруг кружились пары, и Сергея уже несколько раз толкнули, он отошел к ограде и тоже пригласил какую-то девушку, лицо которой сразу же забыл.
Он танцевал, повернув голову в сторону, глядя на фонарики в бумажных колпаках, девушка была невысокого роста, и волосы ее иногда касались его щеки, а плечо, на котором лежала рука Сергея, было острое, костлявое, совсем детское.
Оркестр играл все быстрее и быстрее, и Сергей почувствовал облегчение, исчезла давящая тяжесть в груди, неслись мимо фонарики в бумажных колпаках, а волосы девушки приятно щекотали щеку.
«Если бы оркестр играл подольше, можно было бы прилично отдохнуть, — подумал он, — но оркестр сейчас кончит».