Ольга сидит в той же мизансцене. Тапер перестал играть, вышел во двор.
— Можете выключать! — сказал оператор.
По одному гасли приборы. В углу павильона сидел седой сценарист с помятым лицом и густой шевелюрой.
— Ту-ру-ру-ру, — пропел режиссер. — Ну что ж. По-моему, неплохо... тут бы надпись только... эдакую... а?
— По-моему, — робко заметил автор, — это излишне...
— Я вас не слышу.
Оператор Потоцкий подошел к пианино.
— Я могу написать! — сценарист сел и тут же заскрипел пером.
Потоцкий провел пальцем по клавишам. Было слышно, как во дворе смеются дети.
К большой ветке росшего среди двора дерева были подвешены качели, на них сидел тапер, две девочки — дочери Ольги, — хохоча, раскачивали его. Рядом, в тени, в плетеном кресле сидела старушка — мать Ольги.
Ольга недоуменно оглядела присутствующих:
— Неужели вы не понимаете, что это все ужасно! Просто ужасно! Я все время чувствую себя раздетой! Я беспомощна, нелепа, смешна!.. И это так не совпадает со стилем господина Максакова!
Потоцкий стал тихо что-то наигрывать. Ольга встала.
— Я не могу больше сниматься без партнера!..
Режиссер Калягин курил, раскачиваясь в плетеном кресле-качалке; в глубине быстро писал что-то сценарист.
— И когда же, наконец, они приедут? — грустно и тихо, почти про себя спросила Ольга.
В глубине, за стеклянной стеной ателье смеялись гример и костюмерша, пили чай.
К фонтану в середине двора подъезжает автомобиль кинопромышленника Южакова. Он вылез из машины, девочки бросились к нему:
— Савва приехал!
Южаков поднял их на руки, поклонился сидящей под деревом Любови Андреевне, Ольгиной матери, на ходу спросил у сидящих на краю фонтана осветителей:
— Почему не снимаете?
Они не ответили, пожали плечами.
— Почему не снимаете? — Южаков громко спросил, направляясь к входу в павильон.
— Пленка кончилась, — за кадром ответил Потоцкий, не переставая играть.
Южаков опешил. Он опустил девочек, и они побежали в парк.
— То есть как?! — изумленно спросил он. — Куда же она девалась?! Должно было хватить еще и на завтра!
— Лабораторный брак.
— Я вычту у вас из жалованья!
Оператор пожал плечами, продолжая играть.
Ольга вышла на порог и, стоя рядом с Южаковым, зашептала наигранно:
— Его зовут Владимир Ф. Он влюблен в даму в желтом. Да, конечно. Она молода, у нее лазурные глаза, они красивее моих...
Она с размаху села в стоящую у входа качалку и почти крикнула:
— Нет! Это невозможно произносить! Это в горле застревает!
К ней подбежали девочки.
— Оленька!.. — Калягин сидел в кресле. — Ну не надо так... Не так все страшно...
Он обернулся к оператору:
— Как вы считаете?
— По-моему, это вообще все чушь, — сказал оператор, не переставая играть.
Подскочивший Южаков с грохотом захлопнул крышку клавиатуры. Оператор едва успел отдернуть руки.
— Да кто вы такой? Ваше дело ручку крутить как следует, что вы вечно лезете?!
Потоцкий не ответил, медленно двинулся вверх по лестнице.
— Не знаю, как господин Потоцкий, а я ни за какие деньги не согласна жевать эту пошлость! И господин Максаков никогда бы не согласился! — Ольга сидела в качалке во дворе.
— Но позвольте, Ольга Николаевна, ведь мы договорились... — сказал подбежавший Южаков. — Вот режиссер... Господин Калягин!..
Кресло, где только что сидел Калягин, было пусто. Он удалялся по галерее мимо гримерной, напевая:
— Ту-ру-ру-ру-ру...
Потоцкий сидит в кресле, в маленькой конторке Южакова под самой крышей ателье. Это маленькая площадка, где помещаются только стол и кресло. На стене плакаты и портреты Ольги. Потоцкий раскуривает сигару. Внизу Ольга говорит Южакову.
— Мы договорились, что сцена будет переписана, — сердито сказала Ольга. — Что в ней появятся хотя бы элементарные человеческие поступки!
Посреди ателье Южаков кричал на сценариста, прижимавшего к печени грелку:
— Вениамин Александрович! — Южаков выплюнул и затоптал сигару. — Если вы иссякли, если вы потеряли искру Божью — так честно и признайтесь! Но нельзя же постоянно подводить и меня, и вот... Ольгу Николаевну... Я плачу вам по тридцати рублей за сценариус... Не всякий модный писатель так получает!
— Сейчас будет переписано.
— Ну и жарища! — протянул Потоцкий.
— Вас не спрашивают! — оборвал его Южаков.
Потоцкий распахнул окно.
Калягин прогуливался по дорожкам во дворе, заложив руки за спину...
В доме напротив, за окном, посреди кабинета стоял человек, держа у виска револьвер. Дверь открылась, и вошедшая горничная с ужасом бросилась было обратно, по человек рассмеялся, отбросил револьвер в сторону, схватил перепуганную горничную в охапку, повалил на кресло...