По мостовой медленно проехали два всадника. За ними шли связанные двое — мужчина и женщина. Сзади бежали маленькие девочки. Замыкали процессию двое солдат с винтовками. Один из них, уже знакомый нам капитан, оборачивается, кланяется Потоцкому:
— Как Ольга Николаевна?
Потоцкий, в окне под крышей ателье, кивнул ему.
— Хорошо. Спасибо.
Режиссер обращался к сценаристу, сидевшему, видимо, в ателье:
— Вы нам дайте, милый Вениамин Александрович, скрытую силу движения образа, — вдохновенно говорил Калягин, расхаживая по двору. — Мрачную или радостную, скованную или победную... Дайте нам с Ольгой Николаевной обобщенно-символический смысл происходящего...
Южаков играл с двумя маленькими девочками — дочерьми Ольги. Он пробежал но двору, они со смехом гнались за ним.
Потоцкий отошел от окна и посмотрел вниз, в павильон.
Ольга стояла в пустом ателье перед портретом Максакова.
Она задумчиво провела рукой по фотографии и, почувствовав на себе взгляд, обернулась.
Потоцкий смотрел на нее. Нежно и серьезно.
Калягин и Южаков ехали в открытом автомобиле. Мягкое осеннее солнце приятно грело лица. Южный ветерок приносил запахи моря, которое виднелось за спускающимися к набережной черепичными крышами.
— Вы меня зарежете с этой пленкой, — говорил Южаков. — Вы же понимаете, что взять ее негде!..
— А я рад, что пленки нет, — улыбнулся Калягин. — Нам снимать нечего. — И тихо добавил: — И не для кого... — И еще тише: — Некогда им в кино ходить — заняты все...
Южаков испуганно посмотрел на Калягина.
Тот сделал «страшные» глаза. И рассмеялся:
— А потом, у нас просто героя нет.
— Поищем актера здесь! На то вы и творец, господин режиссер. Найдите решение! — объявил Южаков.
— Без Максакова, без остальных актеров, без художника...
— Я не знаю, где они! Из Москвы все должны были выехать две недели назад! И ни слуху!.. А если они к Махно попали или к петлюровцам?!
Южаков так разволновался, что проехал через клумбу и чуть не сбил теннисистов, игравших в парке на лужайке в лаун-теннис.
Машина проезжает мимо лужайки. На скамейке Шаляпин с семьей позируют фотографу. Вспышка магния.
Часть газетной полосы. Фотография Шаляпина с семьей, подпись: «Ф. И. Шаляпинъ, отдыхающiй съ семьей на одной изъ лужаекъ нашего города».
Некоторое время ехали молча.
— Нет! — решительно сказал, наконец, Южаков. — Ждать не будем! Достанем пленку и доснимем. Вместо Дюшам возьмите Вяземскую!
Калягин развел руками, укоризненно покачал головой.
— Зато она красива! — вспыхнул Южаков.
— А вот его можно вместо Максакова, — Южаков кивнул в сторону открытого кафе, которое расположилось в самом центре уютной круглой площади.
Под полосатым зонтом, положив ногу на ногу, сидел молодой человек с идеальными чертами лица. Он был в дорогом светлом костюме, курил папиросу и помешивал в чашечке кофе.
Рядом, за столиком, несколько гимназисток ели пломбир, перешептывались и хихикали, неотрывно смотрели на актера.
— Его?! — возмущенно переспросил Калягин, — Ни за что!
Машина остановилась, потом поехала задним ходом. Калягин оскорбленно посмотрел на Южакова. Южаков притормозил.
— Вы у кого снимаетесь, господин Канин? — поинтересовался Южаков у сидящего в кафе молодого человека.
— У Кажохина. А через час... — молодой человек глянул на часы, — у Бойма начну.
— В какой роли?
— А черт его знает!
Молодой человек вынул из кармана бороду, положил на стол:
— Сказали только, что с бородой...
Машина медленно отъехала.
— А вы что, собираетесь меня пригласить? — весело крикнул Канин вслед.
Калягин вскочил в машине во весь рост и, обернувшись, крикнул, еле сдерживая негодование:
— Мы Максакова ждем! Мак-са-ко-ва!..
— А то смотрите, я сейчас нарасхват! — весело крикнул Канин, после чего обернулся к гимназисткам и о чем-то с ними заговорил.
Гимназистки смущенно хихикали.
Вокруг съемочной площадки, затянутой занавесками от солнца, толпилась масса любопытных. Декорация изображала море. На фоне был натянут холст с изображением морского пейзажа, несмотря на то, что за пейзажем просматривалось настоящее, всамделишное море. Два чернобородых громилы играли на зурнах, головы их были укутаны восточными чалмами. Посреди декорации горел костер. К стволу дерева был привязан грубыми веревками Канин. Он страдальчески смотрел в небо. У костра сидел вооруженный стражник, около него, привязанная к нему за ногу, сидела молодая волоокая девица, бросающая взгляды на пленника.