— Пожалуйста, пожалуйста, — шептали мои губы, ногти выводили на его влажной коже груди светящиеся зеленоватые узоры.
— Господин, — подсказал он, щекоча кончиком языка шею, слегка покусывая кожу у пульсирующей жилки. В ответ я недовольно зарычала. Внезапно почувствовав под собой твердое естество Вожака, застонала, требуя, чтобы мною овладели немедленно, потерлась об него промежностью. Самец, заметив мое елозанье, подтянул поближе к своему животу, не прекращая ласк.
— М-м… ох! Ну, пожалуйста… — взмолилась снова.
— Ты забыла ключевое слово, сладкая, — промурлыкал он, пронзая меня взглядом, полным страсти.
— А-а, р-р-х, господин, сволочь… — через силу простонала я, не выдержав его напора.
— Давно бы так, — проурчал он, убирая руку со спины, позволив мне сесть верхом на него. Внизу живота неприятно кольнуло болью, но это даже доставило мне некое болезненное наслаждение. Придерживая за талию и бедра, он направлял мои движения. Я не чувствовала себя, я парила, существовал лишь он во мне и ничего вокруг. Испытав серию мощных оргазмов, я без сил растянулась у него на груди. Почувствовав, как в меня хлынул обжигающий поток семени, тихонько застонала от чувств, переполнявших все мое существо, наслаждаясь умиротворенным состоянием блаженства.
Вожак что-то рыкнул над моей головой двум девушкам, те, разочарованно протянув «Да господин», зашуршали простынями и ушли.
Сегодня он не пошел ни к одной из своих наложниц. Вожак был занят — он превращал неопытную неискушенную девушку в роковую женщину, свою личную нежную тигрицу. Я постоянно противилась его воле, кое-что из предложенных им игрищ, мне откровенно не нравилось, и я не стеснялась это ему говорить. Если к чему и приучил меня Макс — не нравится что-то в постели, не отмалчивайся и не терпи.
Яута некоторые мои предубеждения откровенно забавляли, и он не уставал доказывать на примере, что это хорошо, ломая устоявшиеся стереотипы и сметая сомнения. Мое упрямство и горделивость его заводили, он мог долго мучить меня страстными ласками, выпытывая то самое слово. Я потеряла счет времени, нам приносили еду, мы купались, ели и снова занимались любовью.
***
Я лежала у него на груди, глаза невольно закрывались после бурного секса, но спать не хотелось. Фрей’кан тихонько и нежно урчал, лежа на шкурах, и этот звук приносил умиротворение и чувство необъяснимой нежности к нему. Наверное я влюбляюсь, или уже влюбилась, или это благодарность женщины к тому, кто дарил несколько дней подряд свою ласку и нежность.
— Скоро Сезон слияния, — промурлыкал он, перебирая пальцами локоны моих волос. — Меня долго не будет.
— Как долго? — встревожено приподняла я голову. Отпускать его не хотелось, рядом с ним было тепло и спокойно.
— По-умански месяц.
Я уронила голову обратно, сдерживая разочарованный вздох. Так долго…
— Неужели моя непокорная уманочка будет скучать? — игриво прорычал Фрей’кан, переворачиваясь, опрокинул меня на пол и пристально посмотрел в глаза. Я смущенно покраснела, подергала свисавший валар. Сказать или нет? Неужели, чтобы влюбиться, мне нужно так мало времени?
— Может немножко… — пробормотала я, тщательно отводя взгляд.
— После Сезона я навещу тебя, затем улечу на Охоту, — сказал он, поглаживая ладонью мою грудь. — Какой ты хочешь подарок, чтобы я тебе привез?
— Не знаю… — растерялась я, посмотрела ему в глаза: нет, не шутит, — может что-нибудь для рисования, краски, карандаши, мольберт… я люблю рисовать.
— Хорошо. А теперь проверим, как хорошо ты усвоила мой прежний урок.
— Фрей’кан! Пусти, я устала!
— Ты это уже в третий раз говоришь, — усмехнулся самец в ответ. Он широко раздвинул ноги, проникая языком в самую глубь лона, руки крепко держали бедра и вырваться было никакой возможности, оставалось только подчиниться. Добившись моей разрядки, он отстранился, и улегся на спину. Я, немного замешкавшись, покрыла его тело поцелуями до середины живота и тут же вернулась к его лицу, целуя каждое пятнышко и шрамик на нем. Его руки, не переставая, гладили меня, поддерживая возбуждение.
— М-м, сладкая, а дальше?
— Фрей’кан, я не могу, не заставляй меня, прошу, — я отшатнулась от него чуть ли не плача. Ну не хочу этого делать. Конечно, желание доставить ему удовольствие было, но не настолько. Вожак тут же привлек меня к себе, успокаивающе урча и поглаживая по спине.
— Я не собираюсь заставлять делать этого против твоего желания, успокойся, — тут он хитро прищурился. — Тогда будет по-моему.
— Фрей’кан… Оу! — он развернул меня к себе спиной и резко просунул два сложенных пальца мне в промежность. Дождавшись оргазма, он рыкнул и уже тремя пальцами продолжил возбуждать меня. Голова потихоньку начала кружиться, в глазах мутнеть. Почувствовав, что он смазывает задний проходик, чуть погружая палец, я испуганно дернулась, но убежать мне не дали, грубо притянув за бедра. От резкой боли потемнело в глазах, когда самец стал уверенно продвигаться вглубь в узком пространстве.
— Расслабься, — рыкнул Фрей’кан властно.
Я, глотая слезы боли и унижения, постаралась улечься поудобнее и расслабиться. Ощущения были не из приятных, нутро грозило разорваться, страшно было подумать, что станется с моей попочкой после такого посягательства. Боль потихоньку унималась, сменяясь странным ощущением наполненности и возбуждения. Даже не знаю, нравится мне это или нет. Словно почувствовав мое сомнение, Фрей’кан ускорил темп, все быстрее вдалбливаясь в меня. Мои руки вцепились в шкуры, стоны перешли в крик, дальше я уже не контролировала себя, выкрикивая, чтобы он брал меня сильнее и быстрее, погрузившись с головой в омут ярких и непривычных ощущений. Очнулась в его объятьях, мы лежали в теплой воде бассейна. Желтые глаза насмешливо смотрели на меня с затаенной нежностью.
— Ты потеряла сознание сразу после оргазма, — проурчал он, тихонько хихикнув. Это было похоже на кашель с шипением.
— Тогда, это первый раз в моей жизни, когда я вырубилась во время секса, — улыбнулась я, краснея.
***
Френиса сидела на резной скамеечке в саду под цветущим белыми цветами кустом. Задумчиво перебирая стебли лежащих рядом с собой цветов, плела венок, что-то тихонько напевая. Шивроез кормила рыбок в прудике неподалеку, кроша маленькую лепешку, бросала на безмятежную девушку мимолетные взгляды и недовольно хмурилась.
— Ты ведешь себя так, словно ничего не произошло.
— Господин решил уделить больше внимания другой… это такая трагедия для тебя…
— Ты знаешь, о чем я, — раздраженно тряхнула кудрями Шивроез, стряхивая крошки с ладоней и платья. — Лаунедеоте другая… видела, как от меня шарахнулась? А ведь прежде мы ласками заводили друг друга и господина, ему нравилось смотреть на нас. И с ним ведет себя иначе, ее словно подменили.
— Ой, не преувеличивай. Ее с того света, считай, вытащили, конечно она многое переосмыслила, пока в медотсеке лежала. Любой после такого изменился бы. Просто ты ревнуешь, потому что господин проявил интерес к нашей тихоне.
— Интересно, как ей вообще в голову такое пришло… она ведь обожала господина и вдруг решила покончить с собой. Не знаешь, откуда у Нежной мог взяться нож?
— Шивроез, неразделенная любовь и не на такое толкает, господин любит нас всех одинаково… сильно, — Френиса пожала плечами и вплела в венок несколько красных цветов, — а ей хотелось большего, может быть, кто знает, ведь она ни с кем не делилась своими переживаниями.
— Велоне как-то с ней больше всех сблизилась, опекала ее, до того, как Лаунедеоте изменилась, — Шивроез, присев рядом с подругой, взяла со скамейки цветок, задумчиво вертела его в руках. — И именно она распределяла подарки среди нас. Господин обычно этим особо не заморачивается.