— Что задумался, Сергей Иванович? — спросил, как издалека, Зайцев.
— Да так... О делах... — ответил Правоторов.
— Зачем о делах думать? Дело сделано — думай о веселом. Я, когда еду, о своем Вовке думаю. Парень — гвоздь. Говорит: вырасту — тоже шофером буду, а ты, говорит, меня уже сейчас начинай учить. Ругаемся из-за него с Катюхой, она мне говорит: не балуй его так, испортишь...
— Да, ссоры в семьях нынче — из-за воспитания.
— Да нет, она меня понимает.
— Любишь жену?
— Катьку-то? А чего ж ее не любить? Она у меня баба — во! — Зайцев поднял большой палец правой руки.
— Так уж и не ругаетесь никогда?
— Ну как же — метелимся иногда.
— Как это?
— Да так... Приду пьяный — шумит. Я тоже сдуру начинаю. Потом каюсь. Обязательно. Не‑ет, Катька у меня хорошая.
— А шоферить любишь?
— Хэ, сказанул... — мотнул головой Зайцев. — Самое милое дело. Каждый камешек на дороге тебя знает. Как же не любить-то. А ты к чему это?
— А я вот не знаю — люблю ли стройку?
— Чего прибедняешься? Я сам ее люблю — тоже вроде как и строитель немножко. Приятно, знаешь, что здание стоит на века и что твой труд в нем тоже положен. У‑веко‑вечен, хэ!
Дороге, казалось, не будет конца. Однообразный гул двигателя и тряска утомляли и располагали к дремоте, глаза уставали смотреть на маячащий впереди кусок дороги, освещенный фарами. Правоторов упорно боролся с дремотой, мысли в его сознании теперь всплывали разрозненными кусками, и он никак не мог собрать их в стройную цель. Потом он уснул, покачиваясь на сиденье и держась рукой за скобу, а во сне — все дороги, дороги, дороги, пересечения дорог, развилки, вода, нестерпимо сверкающая под солнцем, снова дороги.
— Сергей Иванович!
— Ч-черт, задремал немного, — пробормотал Правоторов и встрепенулся. Зайцев тормошил его за плечо.
— Тебе здесь выходить, Сергей Иванович.
Машина стояла на асфальте под фонарем. В темноте, промытой ветром, ярко сияли городские огни.
— Спасибо, Дима. Счастливо доехать. — Правоторов открыл дверцу.
— Сергей Иванович, проставь мне, пожалуйста, в путевом листе время до утра. Я еще к теще успею слетать.
— Ты что, тронулся? — посмотрел на него Правоторов. — Поезжай в гараж, иди домой и забудь про тещу.
— Да тут недалеко, два часа езды, дорога хорошая.
— Брось ты, Дима, от греха подальше. Навернешься ненароком где-нибудь.
— Сергей Иванович! Ну уважь, теща ждет, успею!
— Не могу, Дима.
— Ну, заест Катька совсем, — загоревал Дима. — Я ж не пить, не гулять — Коляню помянуть. А ведь я тебя уважил, Сергей Иванович, черта бы кто поехал! Нет уж, Сергей Иванович, давай будем выручать друг дружку — так меж людей заведено...
Правоторов кусал губы, глянул на часы — около девяти.
— Ладно, давай лист! Только смотри, Дима, осторожней, я тебя прошу.
Правоторов взял лист, продлил в нем время работы и расписался. Пожал руку Зайцеву и вылез из кабины.
МАЗ обдал Правоторова копотью и тронулся с места. Правоторов же, не глядя по сторонам, засунув руки в карманы куртки, пошел домой.
Рабочий день кончился.
МОРГУНОВ ИЩЕТ ЖЕНЩИНУ
Рассказ
Прораб Правоторов вытолкал из своей тесной прорабской вечно толкущийся у него народ и, оставшись один, сел за стол, чтобы начать писать квартальные сдаточные акты. Он уже старательно вывел шапку первого акта, когда хлопнула дверь и перед ним выросла крупная фигура в распахнутом плаще, пиджаке, натянутом на толстый мохнатый свитер, шляпе и грязных резиновых сапогах. Небритое красное лицо улыбалось Правоторову нахально и знакомо. Правоторов присмотрелся и узнал Алексея Моргунова.
— Лешка! — Правоторов вскочил, лицо его расплылось в улыбке.