Корнилов понимающе кивнул. Ему пришла в голову мысль, что немедленно он должен все хорошенько обдумать и окончательно прояснить обстановку. У этого восторженного пня, похоже, ничего выудить не удастся. "Что-то тут не то", — окончательно уверился Корнилов. Он помакнул салфеткой губы, поднимаясь с места, и сказал:
— Хорошо, договорились. В 19–00 завтра я выступаю. Конкретнее я сообщу вам утром. А теперь, извините, Бога ради! Я должен откланяться. Очень рад встрече с вами, но мне нужно готовиться к завтрашнему мероприятию.
— О-о! Понимаю, понимаю, дорогой! Не смею задерживать!
Главврач тоже встал из-за стола и протянул журналисту руку.
Корнилов быстро проследовал в свой номер. Сел за стол, включил настольную лампу и положил перед собой чистый лист бумаги. Эта процедура у Корнилова всегда означала полную сосредоточенность и боевую готовность к серьезной работе.
"Итак, каковы у нас на сей момент проблемы?" — спросил себя Корнилов. И тут же ответил: "Да, в общем-то, никаких. Судя по тому, что сказал главврач, ждали здесь и встретили именно меня, потому что: 1) документально и визуально во мне признали телекомментатора ТРК "Кавказ", 2) главврач лично знаком с моим шефом, который сам отправил меня в данный санаторий и сам просил своего приятеля, чтобы меня здесь приняли по высшему классу".
То, что шеф умел и любил делать широкие жесты, Корнилов знал давно. Как знал и то, что Генеральный директор ТРК — большой мастер на всяческие выдумки. Оригинал, одним словом. За что и снискал себе огромную славу в журналистских кругах. Конечно же, вполне в его духе отправить своего не самого плохого сотрудника, можно сказать, своего приятеля, в гости к другому приятелю на отдых, заручившись обещанием последнего встретить и проводить гостя на самом высшем уровне.
Короче, тут все спокойно и объяснимо: он, Корнилов Иван Александрович, — это он. Ни с кем его не спутали, ни на кого не обменяли. Да и знают его в лицо все, кому не лень (спасибо дорогому экрану!) Корнилов, естественно, успел за много лет работы в эфире привыкнуть к своей популярности.
Смущало нечто другое. "Чего ради этот пень мне, комментатору-международнику, предлагает читать лекции на темы, весьма далекие от политики? Или я в его понимании настолько "умненький Буратино", что так запросто, за здорово живешь, могу публично рассуждать на любые темы? Или он здесь настолько помешался на семейных проблемах, что о других и помыслить не может?"
Так или иначе, но завтра все-таки нужно слегка потрудиться. Есть еще вариант: быстренько свалить домой. Но, во-первых, Корнилову весь этот комфорт уже понравился, а, во-вторых, он же должен будет перед шефом как-то отчитываться. Ну, приедет, сделает обиженную морду, дескать, нехорошо подставлять заслуженных работников. А он ответит что-нибудь вроде того, что действительно заслуженные работники умеют находить выход в любых ситуациях. И будет прав. К тому же, по правде сказать, вопросы психологии, социологии и общественных отношений совсем не были для Корнилова "терра инкогнито". Наоборот, в этих делах он был слегка компетентен. Но только слегка. Не настолько, чтобы вещать о них с трибуны. Если бы, скажем, его попросили выступить с размышлениями о международном положении, или о взаимоотношениях политических партий, то он бы без всяких проблем. В любое время дня и ночи. А чтоб о взаимоотношениях между людьми?
Заверещал мобильник. Ага, Медведь хлопочет.
— Алло! Ты там что-нибудь накопал?
— Да ничего, в общем-то, — ответил Медведь, он же Медведев Вадим Михайлович, он же исполнительный директор ТРК, он же временно зам. Генерального ТРК. — Точно тебе скажу, что тебя не перепутали. Это шеф позаботился, чтоб тебя там приголубили, обогрели.
— Ага, и "обобрали" еще скажи. Это уж я и сам допер, приятель.
— Тебя, что ли, там обидели, Жанно?
— Мне отработать весь этот комфорт надо, понимаешь. Публичные выступления им тут подавай. Все нормальные люди во время отпуска отдыхают, а мне предлагают вкалывать.
— Ой, ну не стони, братец! Что тебе стоит пару часов потрепаться? Да это ж кайф для тебя, уж я-то знаю. И чтоб народу была тьма, и чтоб валились все от восторга. Жанно, ты рожден для публики, и публика тебя обожает. Так в чем же дело?
— В том, что именно ждет от меня публика.
— И что же она от тебя ждет, если не секрет?
— Здоровья, радости и счастья.
— Даже так? А в виде чего ты все это должен преподнести?
— В виде инструкций и рекомендаций.
Вадим хрюкнул весело в трубку.
— Ты счастливчик, Жанно! — издевательски изрек он. — Тебе выпала божественная честь творить людям чудо, а ты еще кочевряжишься.