Человек и техника. Проблема границы
Указав смысл трехчленной иерархии нового мира работы, Юнгер возвращается к более узким проблемам. Для начала он более подробно рассматривает отношения между человеком и техникой, свойственные созидательной стадии.
Согласно Юнгеру, все, что наши современники, не исключая и технических специалистов, сумели сказать о технике, отличается крайней скудностью. «Хотя техник и является представителем специального характера работы, он лишен непосредственной связи с ее тотальным характером». Ошибаются как те, кто склонен воспринимать отношения человека с техникой исключительно пессимистически, как отношения «начинающего чародея с силами, которые он берется заклинать, еще не умея с ними совладать», так и те, кто воспринимает их чересчур оптимистически, «как непрерывный прогресс, ведущий к искусственному раю». Анализируя первый подход, Юнгер говорит, что нет механизированных людей, но есть люди и машины, поэтому «существует глубокая связь в одновременном появлении новых средств и нового человечества». Подобная одновременность «не случайна, но подчинена высшей необходимости». «Поэтому союз человека и его средств должен будет стать выражением высшего единства». Техника это новый язык. «Новый язык, вдруг ставший понятным, и за человеком остается право решать, откликнуться на его призыв или притвориться немым». Не правы те, «кто думает, будто им можно пренебречь или отказаться от него из-за его нелепости». Напротив, необходимо овладеть этим языком: «постичь его тайный закон и научиться использовать его как оружие». Отрицательное толкование влияния техники на человека как подлинной причины, обусловившей нынешнюю анархию и кризис, связано с тем, что прежний человек исходил из ошибочного представления о нейтральности мира техники, изменения в котором могут затрагивать исключительно область средств. Поэтому, стремясь при помощи техники достичь господства над новым техническим миром, он считал, что сможет подчинить его ценностям, формам и законам жизни, более ему не соответствующим. Но положение изменится коренным образом, когда на смену гештальту буржуа и человека XIX века придет гештальт рабочего, который сумеет распознать в новом языке свой собственный язык и овладеет им «не потому что это разумно, полезно, удобно и прогрессивно, но потому что этот язык является исконным языком». «Техника может стать истинным и верным слугой человека только тогда, когда распоряжающиеся ею индивиды и коллективы станут воплощением гештальта рабочего», в котором «явственно проступят его героические черты».