«Постоянство средств приведет к стабильности жизни, о которой мы почти утратили всякое представление. Разумеется, эту стабильность не следует понимать в рационально-гуманистическом смысле как отсутствие противоречий или как высший триумф комфорта, скорее, она означает, что стабильный объективный фон позволит яснее и точнее оценить меру и ранг человеческого вклада, нежели то было возможно в условиях, богатых непредсказуемыми, динамическими и взрывными факторами. Можно сказать, что гештальт рабочего позволит самой жизни обрести ее собственный гештальт». Таким образом, последней стадией должна стать стадия Gestaltung, то есть формообразующего действия в высшем смысле, с соответствующим новым стилем, который во всех областях деятельности будет обладать естественными, самопроизвольными и обязательными чертами.
Юнгер считает, что в той или иной форме «завершенность технического развития, а следовательно, и стабильность будет однажды достигнута. Действительно, эта стабильность на протяжении веков была скорее правилом, чем исключением; тогда как лихорадочный темп перемен, присущий нашей эпохе, является беспрецедентным в истории». «Изменчивость средств существует не сама по себе; она является лишь знаком того, что техника пока еще не стала верной служанкой человека, иначе говоря, что он пока не стал ее истинным господином». Юнгер сравнивает все — как уже свершившиеся, так и грядущие — кризисы, конфликты и потрясения с перебоями в работе старого мотора, который тарахтит и чихает при запуске, но затем начинает работать бесперебойно и почти бесшумно.
Таким образом, мы живем в странное время, «когда один тип господства уже ушел, а новый еще не народился». Впрочем, «нулевая точка уже пройдена». «Первая стадия техники как процесса мобилизации мира гештальтом рабочего, по необходимости имеющая разрушительный характер, отныне сменяется второй стадией, на которой техника начинает служить воплощению дерзких и великих замыслов». Но еще далеко до третьей, решающей, стадии, на которой гештальт рабочего проявит себя творцом в высшем смысле, а в нашем пространстве появится именно то, что ему не хватает: «гештальт, метафизика, та подлинная величина, которую нельзя получить силой, посредством воли к власти или воли к вере».
Пока же, возвращаясь к вопросу о стиле, Юнгер отмечает, что даже в наиболее внешней области уже заметны зачаточные формы органической конструкции, которые соответствуют гармоничному союзу человека с находящимися в его распоряжении средствами. Уже сегодня «нельзя не заметить стремления не только к большей утилитарности, но и к большей простоте линий. И мы чувствуем, что эти тенденции удовлетворяют не только рассудок, но и зрение, причем происходит это с той непреднамеренностью, которая характерна для органического роста». «По крайней мере на некоторых своих этапах XX век уже демонстрирует большую чистоту и четкость линий, что свидетельствует о начинающемся прояснении формообразующей технической воли… Начинают понимать смысл высоких температур, ледяной геометрии света, раскаленного добела металла. Ландшафт становится более конструктивным и более опасным, более холодным и более раскаленным; из него исчезают последние остатки „красивости“ и сердечности, взывающей к душе. В нем возникают такие участки, пересечение которых напоминает прогулку по окрестностям вулкана или по мертвой лунной поверхности, где ощущается чье-то светлое незримое присутствие». Состояние законченности, к которому уже приближаются некоторые средства, можно наблюдать и на отдельных участках технического пространства, где «возрастает единообразие и тотальность. Поначалу технические средства, подобно болезни, проникают в конкретные точки; кажутся почти чужеродными телами в той субстанции, куда вторгаются. Новые открытия в самых различных областях совершаются столь же неожиданно, как вероятность попадания в мишень при стрельбе вслепую. В равной степени возрастает количество разрушений и новых проблем, требующих решения. Тем не менее о техническом пространстве можно будет говорить только тогда, когда все эти точки соединятся подобно петлям, образующим единую ткань. Только тогда станет совершенно очевидно, что не бывает личного вклада, который не был бы неразрывно связан со всеми остальными. Иными словами, сквозь совокупность специальных характеров работы проступит ее тотальный характер». Таким образом, стиль органических конструкций окончательно восторжествует благодаря сочетанию двух фактов. Первый из них состоит в том, что «тип», дабы действовать, нуждается в сообразных ему средствах, а второй — в том, что в этих средствах скрыт стихийный язык, доступный исключительно «типу».