Возражая против понимания искусства и культуры как некоей изолированной сферы, Юнгер еще раз повторяет, что подлинная форма не является некоей редкой диковинкой; она не может возникнуть в некоем уединении, возрасти в закрытых и тщательно охраняемых питомниках; напротив, она проявляется постольку, поскольку является неотъемлемой частью повседневной жизни. Легко увидеть, что в этом он также возвращается к принципам, свойственным традиционным обществам, где не существовало ни одной области, которая в той или иной степени не была бы отмечена особыми стихийными темами, характерными для каждой из них. «В мире работы к созданию высшей формы и культуры будет призван тип, чье творчество станет прямым выражением тотального характера работы. Язык неподвижных символов, обостряющий восприятие чистого бытия, станет свидетельством того, что гештальт рабочего содержит в себе нечто большее, чем просто движение, что он обладает также культовым значением».
После этого Юнгер переходит от узкой области искусства к более широкой сфере, которой, как было сказано, соответствует выражение Gestaltung. Проблема Gestaltung тотального пространства равнозначна вопросу о власти, которая способна сделать это оформление материально возможным. Если тотальная мобилизация будет связана с «преобразованием жизни в энергию, что проявляется в технике, экономике и развитии транспортных средств, в шуме колес или в огне и движении на полях сражений», то Gestaltung, связанный с потенцией жизни, «станет выражением бытия и, следовательно, должен будет пользоваться языком форм, а не движений».
Помимо специальных областей искусства, оформление в высшем смысле должно затронуть все земное пространство. «Воля, для которой стихийным материалом является весь земной шар, несомненно, не будет испытывать недостатка в соответствующих задачах. И эти задачи сделают предельно ясной тесную связь между искусством как таковым и искусством государственного управления, которая существует повсюду, где жизнь упорядочена. Та же самая власть, которая в политике проявляется как господство, в искусстве выражается как оформление. Искусство должно стать доказательством того, что жизнь в ее высочайших формах необходимо понимать как тотальность. Оно перестанет быть чем-то независимым и оторванным от жизни, и точно также не останется ни одной области жизни, которую нельзя было бы рассматривать как материал для искусства». Высочайшей задачей, которую в эпоху рабочего может поставить перед собой творческая воля, является оформление ландшафта. «Планомерное оформление ландшафта является характерным признакам всех эпох, которым было известно несомненное и неоспоримое господство. Ярчайшими примерами этого служат великие сакральные ландшафты, посвященные культу богов и предков, расположенные близ священных потоков и гор». Юнгер перечисляет различные образцы подобного оформления, начиная от легендарной Атлантиды с ее грандиозными сооружениями до ландшафтов долины Нила, древнего Мехико, парков, в которые китайские императоры превращали целые области, мавританских дворцов Гренады и дворцов Багдада. «Эти образцы достигают такой степени совершенства, что оно заставляет нас испытывать почти мучительное наслаждение. Это свидетельства воли, жаждущей создать земной рай. Подобная воля исходит в своих действиях из единства всех сил, технических, общественных и метафизических… Здесь ничто не существует само по себе; здесь нет ничего, что можно было бы счесть слишком великим или слишком ничтожным для того, чтобы служить целому. От того, кто имеет хоть какое-то представление об этом единстве, об этом тождестве искусства с высочайшей энергией жизни, заполняющей все пространство, не может ускользнуть вся абсурдность нашей музейной деятельности».