Гласные не требуют моего вмешательства, так как само пение естественно налаживает их.
Что же касается согласных, то они нуждаются в работе не только по пению, но и по дикции.
К сожалению, есть вокалисты, которые мало интересуются словом и, в частности, согласными. Но есть и учителя дикции, которые не всегда имеют ясное представление о звуке и о его постановке. Вследствие этого при пении нередко голоса ставятся правильно на гласных буквах, а на согласных — неправильно, тогда как [на занятиях по] дикции, наоборот, на гласных — неправильно, а на согласных — правильно.
При таких условиях классы пения и дикции приносят одновременно как пользу, так и вред.
Такое положение ненормально и виной тому нередко бывает досадный предрассудок.
Дело в том, что работа по постановке голоса заключается прежде всего в развитии дыхания и звучания тянущихся нот 4. Таковыми нередко считаются лишь те из них, которые поются на гласных буквах. Но разве многие из согласных не имеют такой же тянущейся ноты? Почему же не вырабатывают и их звучание наравне с гласными?
Как было бы хорошо, если б учителя пения преподавали одновременно и дикцию, а преподаватели дикции учили бы пению. Но так как это невозможно, пусть оба специалиста работают рука об руку и в близкой связи друг с другом.
Мы с Анастасией Владимировной решили сделать такой опыт.
Я не терплю обычной актерской декламационной напевности в драме. Она нужна только тем, у кого голос сам по себе не п_о_е_т, а с_т_у_ч_и_т.
Чтоб- заставить его звучать, приходится прибегать к голосовым «выкрутасам» и к театральным декламационным «фиоритурам», приходится ради торжественности скользить голосом вниз по секундам или ради оживления монотона выкрикивать отдельные ноты октавой, а в остальное время благодаря узости диапазона стучать по терциям, квартам и квинтам.
Если б у таких актеров звук пел сам по себе, разве бы им потребовались ухищрения?!
Но хорошие голоса в разговорной речи редки. Если же они и встречаются, то оказываются недостаточными по силе и по диапазону. А с голосом, поставленным на квинту, не выразишь «жизни человеческого духа».
Вывод из сказанного тот, что даже хороший от природы голос следует развивать не только для пения, но и для речи.
В чем же заключается эта работа? Такая ли она, как в опере, или же драма ставит совсем иные требования?
Совсем иные, — утверждают одни: для разговорной речи необходим открытый звук. Но, говорю по опыту, от такого раскрытия голос делается вульгарным, белым, малокомпактным и в довершение всего нередко повышается в регистре, что плохо для сценической речи.
Какая чушь! — протестуют другие. Для разговора нужно сгущать и закрывать звук.
Но от этого, как я узнал на себе самом, он становится сдавленным, заглушённым, с узеньким диапазоном и звучит, как в бочке, падая тут же, у самых ног говорящего, а не летя вперед.
Как же быть?
Вместо ответа я расскажу вам о работе над звуком и над дикцией, которая была проделана мною в течение моей артистической жизни.
В молодости я готовился стать оперным певцом, — начал рассказывать Торцов. — Благодаря этому у меня есть некоторое представление об обычных приемах постановки дыхания и звука для вокального искусства. Но последнее мне нужно не для самого пения, а ради изыскания наилучших приемов выработки естественной, красивой, внутренне насыщенной речи. Она должна передавать в слове возвышенные чувства в стиле трагедии, так точно, как простую, интимную и благородную речь в драме и комедии. Моим исканиям помогло то обстоятельство, что в последние годы мне пришлось много поработать в опере R. Столкнувшись там с певцами, я разговаривал с ними о вокальном искусстве, слышал звуки хорошо поставленных голосов, знакомился с самыми разнообразными их тембрами, научился различать горловые, носовые, головные, грудные, затылочные, гортанные и другие оттенки звука. Все это запечатлевалось в моей слуховой памяти. Но главное то, что я понял преимущество голосов, поставленных «в маску», то есть в переднюю часть лица, где находятся жесткое небо, носовые раковины, гайморова полость и другие резонаторы.
Певцы говорили мне: «Звук, который „кладется на зубы“ или посылается „в кость“, то есть в череп, приобретает металл и силу». Звуки же, которые попадают в мягкие части неба или в голосовую щель, резонируют, как в вате.
Кроме того, из разговора с одним певцом я узнал другую важную тайну постановки голоса. При выдыхании во время пения надо ощущать две струи воздуха, выходящие одновременно изо рта и из носа. При этом кажется, что при выходе наружу они соединяются в одну общую звуковую волну перед самым лицом поющего.