Цифровые носители у них давно пришли в негодность. Остались лишь пара стратегических чемоданчиков и несколько тактических военных планшетов. Оставшееся на них ПО и базы данных откровенных хлам, но позволял воссоздавать некоторые электронные чипы и детали.
Осталось выяснить, чем нам в этом помогут местные. Но помощи ждать от них не приходилось. Скорее мы им должны помогать. Комплекс был оснащен мощной промышленной базой из универсальных роботизированных мультитулов. Механические манипуляторы различных размеров работали по принципу 3D-принтеров и могли собрать или выточить из болванки почти что угодно. Вот только самые мелкие и важные части были недолговечными, потому девяносто процентов промышленной базы комплекса лежало в руинах.
Не имея возможности выйти за пределы определенного радиуса, поселение быстро исчерпало ресурсную базу и сейчас ощущало дикий голод. Кое-что они могли пустить на вторсырье, но некоторые важные элементы вроде кристаллов излучателей на лазерные резаки и термопластеры выгорали на молекулярном уровне. Это же не позволяло восстанавливать микросхемы мозгов управляющих модулей, что приводило к остановке более грубых комплексов. Колонисты разбирали менее важные агрегаты и модифицировали или переделывали те, от которых зависит их жизнь, но это была агония. Многие компоненты для производственных картриджей возможно или дешевле извлечь из полуфабрикатов вроде дисперсной пыли определенных металлов или растворов и эссенций. А этого не хватало. Им просто повезло, что озера были обитаемы примитивной живностью и водорослями, а их энергетические питомцы любили питаться живыми существами, поглощая их биополе или душу или что-то еще. Вот их тушки и приплывали в основное озеро, где специальные дежурные отлавливали мясо и пускали его на протеиновый коктейль. Потому как разбить нормальный садик рядом с ЭГ просто нереально.
Работало из пары сотен различных станков всего семь штук и они поддерживали жизнь колонии, которая едва теплилась. Всего шестьдесят четыре особи. Назвать их людьми не получалось. Язык не поворачивался. Еще полтора века назад у них имелось и второе святилище - банк спермы и яйцеклеток прошлых поколений колонистов. Но в один прекрасный момент криокамера просто сломалась и отремонтировать ее не смогли. С тех пор и началось настоящее угасание.
Жили... Нет, все же выживали, они в отдельных кельях и каждая женщина была не женщиной, а общественным достоянием. После достижения полового созревания их раз за разом их буквально укладывали под мужчин до тех пор, пока они не беременели. Дальше медики или те, кто считал себя таковыми, брали шефство над матерями. Процент выкидышей был такой, что я, когда узнал об этом, просто отвесил челюсть. Неудивительно, что у них женщин меньше чем мужчин, хотя по природным данным у тех выживаемость куда выше. Похоронив девять из десяти своих детей, ни одна женщина не сможет остаться в своем уме. И женское безумие тут было в порядке вещей.
Это даже отобразилось на форме правления и Шила была не первой, кто правил поселением. С женщинами не спорили, даже если они чудили. Махровый матриархат.
Обитали они в вырубленных в скале отдельных кельях без отделяющих коридор переборок. Секс для них стал не удовольствием, а едва ли не принудительным занятием, ведущим к продолжению рода и сохранению человечества. Так же регулярные проблемы со здоровьем требовали быстрого доступа в жилище и внимания остального сообщества.
ЭГ значительно продлило их жизненный цикл, но не решило общих проблем со здоровьем. Шиле было далеко за восемьдесят, хотя она выглядела как тридцатилетняя, пусть и исхудавшая до уровня дистрофика. У них регулярно случались приступы эпилепсии, при которых любой из них мог просто заглотить язык и задохнутся. Потому у колонистов была должность смотрящего за спящими, который ходил по проходу и следил за состоянием остальных. В случае нужды все кто был рядом, оказывали помощь тому, на кого накатило. Заодно он и следил за проходом на реке.
Поначалу меня это шокировало и напрягало, как впрочем и я пугал до колик колонистов. Но уже через три дня без моего буйства и агрессии они несколько свыклись и информация потекла рекой. Особенно мне понравились те, кто меня стреножил - сестры близняшки Джил и Ариэль. Все поселение вызывало давящее чувство безнадеги, но эти девчонки выделялись своим темпераментом и озорством. Им было всего по шестнадцать лет, потому это можно было понять. Жизнь в них еще бурлила и била ключом.