Огонёк загорелся на кончике палочки. Ремус поднёс её к фотографии. Ещё немного, один дюйм – и Сириус сгорит. От него останется обугленное пятно, как на его родовом гобелене. Интересно, он, живой, запертый в Азкабане – он почувствует это? Хотелось бы, чтобы почувствовал. Но этот дюйм воздуха вдруг стал непроницаемым, как камень, как могучие стены Хогвартса. Ремус понял, что не сможет этого сделать. Он опустил палочку, и огонёк погас.
Резкий стук в дверь заставил его вздрогнуть и повернуться. В комнату заглянул Квентин.
- Ты в порядке? – поинтересовался он. – Давай на кухню. Надо позавтракать.
Маленькую, уютную кухню наполнял солнечный свет и запах кофе. Глядя на то, как хафлпаффец ловко разбивает на сковороду яйца, Ремус ощутил, что ему страшно хочется есть. Голод был прямо-таки волчий.
Вид Квентина, деловито трудившегося над завтраком, до боли напомнил ему Сириуса. Как он стоял возле этой самой плитки, босой, обнажённый до пояса, а волосы, небрежно завязанные в хвост, падали на гладкую спину… Как он варил кофе, подпевая песне Led Zeppelin… Как, забыв о кофе, прижимал его, Ремуса, к этой самой стене, и целовал долго, жадно, не давая вздохнуть, пока Ремус не терял терпения и не тащил его обратно в спальню.
- Яишенку? – бодро поинтересовался Квентин и вырвал Ремуса из сладких и горьких воспоминаний. – Тебе как, только снизу поджарить или сверху тоже?
- Ммм… Только снизу. Чтоб желток остался жидким.
- Тоже так любишь? А вот Джин терпеть не может, когда желток жидкий. Вообще она глазунью не переносит. Омлет ей подавай, – Квентин говорил ворчливо, но в его голосе звучала искренняя нежность.
- Сколько времени? – внезапно встрепенулся Ремус.
- Десять.
- Что?! Я проспал всё утро?
- Технически, утро ещё не кончилось, – уточнил Квентин. – Но да, спал ты неплохо. Даже когда твой отец пришёл, не проснулся. Где это он у тебя работает?
- В Министерстве, – отозвался Ремус. – Сегодня у него была ночная смена. Знаешь, я пойду поговорю с ним, а ты пока завари чай, ладно?
- Ладно, а какой… – но Ремус уже вышел из комнаты. Вздохнув, Квентин озадаченно уставился на целую батарею коробок с разнообразным чаем, занявшую всю внутренность кухонного шкафчика.
Ремус нашёл отца в маленьком саду позади дома. Лайелл укрывал розовые кусты на зиму. Листья с кустов давно облетели, но несколько последних роз храбро алели на длинных колючих ветках.
- Пап? Прости, я не должен был…
- Да брось, – Лайелл поднялся с колен и откинул редкие волосы со лба. – Это я не должен был говорить глупости. Ты прав… уж если кто и может тебе помочь, то это не я.
Они помолчали. Ремус знал, что они думают об одном и том же. О кошмарной лунной ночи шестнадцать лет назад. Об оборотне над детской кроваткой.
Месяц назад, в октябре, исполнилась годовщина смерти Хоуп Люпин. Она умерла внезапно и легко: болезнь, мучившая её несколько месяцев, отступила, и она, весело напевая, варила сливовое варенье, когда это случилось. После этого дом сразу стал пустым и холодным. И ещё холоднее в нём стало год спустя, когда Лайелл Люпин рассказал сыну правду.
Ремус помнил тот день. Отец напился – он никогда не видел его таким. С трудом держа отяжелевшую голову, отец проговорил два страшных слова:
- Это Фенрир.
- Что, пап? – не понял Ремус.
- Это Фенрир, – повторил Лайелл. – Это сделал он.
Ремус помнил подробности рассказа отца, как будто сам видел всё это: тёмную камеру, равнодушные и усталые лица мракоборцев, грязного и измождённого Фенрира, привалившегося к кирпичной стене. И слышал молодой, злой голос отца: «И вы так просто его отпустите?! Он же оборотень. Безумное, злобное существо, которое не заслуживает ничего, кроме смерти!..»
- Значит, вот почему он…
- Да. Я думал, на него наложат Заклятие Забвения. Но он успел скрыться раньше… Прости меня, Рем.
- Хватит. Я же бездушное и злобное существо, разве нет? Ты сломал мне жизнь. Ты, только ты виноват во всём. Тебе надо было подождать, чтоб он закончил убивать меня в ту ночь.
- Не надо, Рем, не говори так…
- Не буду. Я никогда не буду с тобой говорить.
Конечно, потом он вернулся. Просил прощения у отца, а тот в ответ только умолял простить его. Мир был восстановлен – но этот мир был хрупким и ненадёжным. Готовым вот-вот рухнуть.
Они стояли молча, даже не глядя друг на друга.
- Пап, – тихо сказал Ремус, – пошли в дом. Позавтракаем. Хочешь? Ты же всю ночь работал. Пойдём.
И дотронулся до руки отца. Она была холодной и твёрдой. Лайелл вздрогнул, поднял на сына усталые глаза:
- Мне надо укутать розы, сынок.
- Позавтракаешь, и мы вместе их укутаем. Пошли, пап.
- Нет, – твёрдо сказал Лайелл. – У тебя какие-то дела с этим парнем, я же понимаю. Это связано с Орденом?
- Да, пап. Это напрямую связано с Орденом.
- Тогда иди, – Лайелл сжал плечо Ремуса. – Иди, малыш. Отомсти за своих друзей.
… Яичница оказалась восхитительной: как истинный хафлпаффец, Квентин умел сделать вкусную еду в любых условиях и из любых ингредиентов. Вымыв посуду, Ремус отправился в гостиную, где Квентин прилип к старенькому радиоприёмнику, утверждая, что сможет поймать советскую радиостанцию.
Ремус наблюдал за ним и не знал, с чего начать разговор. Ему всегда было трудно начинать общение с новыми знакомыми. Впрочем, можно ли их с Квентином назвать «знакомыми» после всего того, что им пришлось пережить прошлой ночью? Они, разумеется, не друзья. Но факт остаётся фактом: за всё время совместной учёбы в Хогвартсе они и слова друг другу не сказали, а за вчерашнюю ночь спасли друг другу жизнь.
И всё-таки Ремус не знал, с чего начать разговор. Ему так много нужно было спросить у Квентина, но о чём спросить в первую очередь? О нападении оборотней из стаи Грегора Гвилта? О подозрительной смерти Бобби? Или, быть может, Квентин что-то знает о Блодвен Дейер и её кинжале? Ведь он учился на Хафлпаффе. Наверняка он знает что-то такое, что поможет Ремусу понять, зачем Волдеморту, у которого точно не было близких, которых надо защищать, понадобился Верный Коготь.
Квентин обернулся. Из радиоприёмника доносилось шипение.
- Что ты так смотришь на меня? С тобой всё в порядке?
- Да, – очнулся Ремус. – Просто хотел… хотел сказать тебе спасибо. Ты здорово летаешь. Если бы не ты, не знаю, пережил бы я прошлую ночь.
Квентин улыбнулся. Улыбка у него была широкая и обаятельная, как у того американского актёра из фильма “Звёздные войны”, на который Сириус затащил Ремуса год назад. Как же его зовут? Фамилия Форд, это точно, а вот имя Ремус не запомнил.
- Нет проблем, – пожал Квентин плечами. – Тебе тоже спасибо, что приютил меня. Ты не волнуйся, ночью я улечу, и сможешь больше не волноваться.
«Если бы».
– Слушай, я хочу спросить… Те два твоих друга, которые перешли на сторону Гвилта… расскажи мне о них.
- Друга? – переспросил парень, подняв светлые брови. – Они мне не друзья. Кто тебе такое сказал?
- Коулман.
Квентин фыркнул:
- Слизеринцы считают друзьями всех, кого не планируют убить. С такой точки зрения – да, они мои друзья. Но на самом деле я их почти не знаю. Каждого из них я видел всего пару-тройку раз.
- Всё-таки расскажи.
- Ну ладно. Один из них – Хантер**. Может, прозвище. Может, фамилия. Не знаю. Имя тоже не помню. То ли Гэри, то ли Генри. Но это не важно, всё равно он просит называть себя Хантер. Мутный тип. В Хогвартсе не учился, но волшебством пользоваться умеет. Профессор Флитвик точно оценил бы его Манящие чары. Один раз мы сидели в баре «Пурпурная луна», смотрели квиддич. Он с помощью «Акцио» умыкнул пачку сигарет, бутылочку абсента и три пачки солёных орешков – и всё прямо под носом у бармена. Одно плохо: пьёт по-страшному. А когда пьянеет… это надо видеть. В общем, в первый же вечер нас выкинули оттуда и отобрали всё, что он стащил. Думаю, больше я в тот бар не попаду.