— Смотри на это с положительной стороны, ведь ты будешь жив. Уже немало. К тому же не надо уплачивать никаких податей, кроме ежегодного взноса в орден смертников. Нет неминуемого наказания в образе проклятия за нарушения правил. Вытворяй, что заблагорассудится. Сплошная романтика. Особливо поначалу, до того как тебя отловят озлобленные селяне с рогатинами или правильники со стражей, — бодрым голосом увещевал Пол-лица.
— Отчего же люд гурьбой не прет в смертники, раз все так славно и нет обременительных повинностей? — не сдавался Савва.
— Именно из-за этого не прет. Когда нет повинностей, то нет и человека.
Весьма боязно лишиться обязательств, понукающих тобой всю жизнь. Без них совершенно непонятно, что же протащит тебя через годы заполненные несправедливостью, страданиями и унижениями, — затеялся разглагольствовать Пол-лица. — В довесок смертнику беспрестанно досаждают
неудачи. То у новеньких сапог ни с того ни с сего отлетит подошва, то стая голодных волков повстречается на большаке. А бывает так вовсе, как привяжется правильник с нотациями и пропал день. Без опытного наставника неискушенный смертник протянет ноги от первой низкой притолоки.
— Из меня не выйдет путного смертника. Я для такого житья не гожусь. Может, сам разберешься с проклятием? Смертники же горазды их уничтожать, — взмолился Савва.
— Схлестнуться с посмертием несущим кару за убийство знатного хрыча? Уволь. Защищая твою жизнь, мне не с руки поступаться своей. Нас спасет только хитрость и расчетливый удар исподтишка, — заключил Пол-лица.
— Положим, я соглашусь. Есть еще неприятные последствия, помимо неизбежных несчастий? — безысходно вздохнув, подозрительно уточнил Савва.
— Ну, к чему так категорично? Обойтись без неудач получится, ежели всячески их жаждать, — загадочно ответил Пол-лица, предусмотрительно оставив без внимания первую часть вопроса.
— Несуразица какая-то. Как можно злоумышлять против самого себя? — тряхнул головой Саввы, силясь осознать услышанное.
— Таков удел смертника. Приходится думать о неудачах в надежде
на успех. Поскольку все, что не представишь, обращается наоборот. Только пожелаешь перешагнуть лужу, некстати преградившую путь в узком переулке, как тут же оскользнешься и на манер поросенка плюхнешься в грязь. А если живо вообразишь собственное падение, то никакие помои под ногами не страшны. Будь по-другому, так в смертники рвались бы все подряд. Но когда за безнаказанность деяний требуется расплачиваться везением, воздух
свободы уже не кажется таким сладким, — разъяснил Пол-лица.
— Ты ведь поможешь мне совладать с неудачами? — жалостно простонал Савва.
— Не сомневайся, вспомнишь все, — неясно к чему бросил Пол-лица, вслушиваясь в крики стражников пытавшихся урезонить выпущенное из ямы отребье.
— Вспомню что? — озадаченно переспросил Савва.
— Ах да, совсем запамятовал досказать. Первое время новоявленные смертники плохо разбирают события прошлых лет, — беспечно махнул рукой Пол-лица, словно говоря о сущем пустяке.
— И как долго длиться это первое время? — возмущенно проворчал Савва, утомившись обсуждать грядущие напасти.
— Успевает смениться три полных луны, прежде чем к смертнику окончательно возвращается память. Дела недавних дней проясняются почти сразу, но поначалу из головы вылетает даже собственное имя. Поэтому лучше рассказать про те таблички прямо сейчас. А то вдруг ты удумаешь вспоминать про них чересчур неспешно, — с намеком посоветовал Пол-лица.
— Уговор был, что я поведаю о табличках после избавления от проклятия, — не испугавшись повелительного тона смертника, настоял на своем Савва.
— Тогда приступим к избавлению. На твои увещевания я и так потратил слишком много усилий, — раздраженный прозорливостью Саввы, сухо произнес Пол-лица.
— Обожди. Как этот хм… ритуал будет происходить? — попятился Савва, увидев кинжал без клинка, вынутый смертником из кармана плаща.
— Срежу тебе личину подчистую, и ты тотчас станешь подмастерьем смертника. Безмозглые стражники остереглись трогать котомку. Наверняка посчитали, будто мое барахло проклято и навлечет на них неудачи. Так что отсекать руку по локоть каким-нибудь тупым ножом не придется, — саркастически ухмыльнулся Пол-лица, надевая окуляр.
Упершись спиной в холодную стену ямы Савва предпочел не испытывать терпение смертника и добровольно выставил трясущуюся руку. Уверенным движением приблизив рукоятку оружия к личине, Пол-лица подождал пока призрачный клинок вытянется до самого острия, а затем не колеблясь резанул.
Савва взвыл от ужасной боли пронзившей руку. Его безумные глаза с трудом различали бирюзовые искры, сыпавшиеся из раны на личине. Но вскоре даже это сверкание померкло, скрывшись за спасительным туманом забытья.
Пол-лица без всякого удивления посмотрел на грохнувшееся к ногам бездыханное тело и, не мешкая, принялся отдирать неподатливую личину от плоти. Когда Савва начал приходить в себя, с ней уже было покончено.
— Не говорил… про боль, — прохрипел новоявленный смертник, вглядываясь в кровавый след на запястье.
— И про смерть на краткий миг тоже умолчал. Тебе не стало бы легче от
знания о том, что некоторые не возвращаются к жизни после расставания с
личиной, — упрятывая кинжал и окуляр в потайной карман плаща, согласился Пол-лица.
Савва попробовал встать на ноги, но тут же поскользнулся в грязи и снова рухнул на бок.
— Вообрази, будто оступаешься. Не думай, как подняться. Помнишь мои советы? — со скупым сочувствием подсказал Пол-лица.
— Такую небыль сложно забыть, — ощупывая зашибленный зад, застонал Савва.
— Зовут-то тебя, как? — уточнил Пол-лица.
Взгляд Саввы суматошно заметался по яме, словно в поиске чего-то утраченного, а бледные губы беззвучно шевелились подобно рыбьим.
— Понятно. Не переживай, имена не очень-то и нужны. Чаще пялятся только на личину, прочее людям без надобности.
Пол-лица собирался обнадеживающе похлопать Савву по плечу, но неожиданно застыл на месте, будто завороженный. У края ямы стоял напыщенный толстяк в сутане и самодовольно взирал на пленников.
— Успел-таки до города добраться, — сквозь зубы прошипел Пол-лица.
— Отрадно видеть знакомое лицо. Я как услышал про пойманных смертников, так тотчас же заспешил воочию удостовериться, нет ли среди них старого приятеля, — насмешливо проговорил правильник. — Сапоги мои еще у тебя?
— Не могу разделить твоей радости. А сапоги в котомку всунуты. Как знал, что придется хозяину воротить, вот и не выкинул, — угрюмо подтвердил Пол-лица.
— Это возможно твой самый разумный поступок за сегодняшний день, — толстяк легонько поддел смертника, уподобившись коту, учинившего забаву над уже словленной мышью.
— А самым глупым было, пожалуй, оставить тебя в живых, вместо того чтобы сразу прикончить в боярышнике, — поддержал затеявшуюся игру Пол-лица.
— Не кручинься. Уж я такой оплошности в отношении тебя не допущу, — елейным голосом заверил толстяк и приказал торчавшим поодаль стражникам спускать лестницу.
— Правильник, вели сбросить веревку. Ему лестницу не одолеть, — крикнул Пол-лица, указывая в сторону растерянно ползшего на четвереньках Савву.
— Что с ним? — скептически осведомился толстяк.
— Запнулся, когда лез вниз. Рассадил колено, — сочинял Пол-лица.
Савва весьма кстати заныл и повалился на спину.
— А потом треснулся башкой, — добавил Пол-лица для большей убедительности.
Правильник окинул взглядом лежавшего пленника, как погонщик
строптивого осла, замершего посреди тракта, но все же распорядился подать веревку.
— Представь, что узел рвется, а ты падаешь, — повязав веревку вокруг талии Саввы, шепнул Пол-лица и махнул недовольным стражникам, исполнявшим роль тягловых лошадей.
Если доселе правильник откровенно не верил россказням о немощах пленника, то теперь ему пришлось серьезно задуматься. Савва настолько натурально ударялся о стену ямы, болтаясь на конце веревки, что самый мнительный ростовщик признал бы в нем хворого.