— Нет, вы поглядите на него! Ни тебе доброго утра, ни как тебе виселось последние два дня. Ты смыслишь, как неизъяснимо тоскливо изображать из себя недвижный тюфяк на потребу голытьбе и хищным птицам, — сипло изливал душу висельник.
— Судя по птицам тебе было отнюдь не тоскливо. Надеюсь, голытьба не разделила их судьбы? — соболезнующе глядя на десяток безголовых ворон, возразил странник.
— Как тебе сказать. За душевное их самочувствие я поручиться не возьмусь. Но конечности у них все были в наличии, когда они сообразили дать деру, — пояснил висельник, вальяжно опершись о кряжистый ствол.
— Взялся старые штуки откалывать?
— Нет, Пол-лица, сам посуди, что мне оставалось. Они домогались до моего пальца, — вознегодовал висельник, веско тыча пострадавшей рукой под нос тому, кого величали Пол-лица.
— Если уж по чести, то палец не твой. И не стоит препираться. Ответь наконец, приметил откуда приходит проклятие? — деликатно воротя физиономию от бескровной пятерни, вопросил Пол-лица с тяжелым вздохом.
— Полная тишь. Сплошные землепашцы, пастухи, гонящие на выпас стада и сельские пейзажи. Протухнуть можно. К тому же отсюда скверно видно, надо было повеситься ближе к дороге, — деловито рассудил мертвец.
— Не постигаю! От деревни до перепутья ясный след, а после, как корова слизнула. Должно же было здесь проклятие пройти. Ну, некуда ему деваться, — Пол-лица досадливо пнул пень.
— А ежели след путает проезжий люд. За день не по разу путники весь перекресток исхаживают.
— Вместе с зарей и в предвечерье свеженький след появляется, словно по часам. Некому в это глухое время его путать. Может проклятие липового мертвеца почуяло и держалось в стороне. Кроме этих охотников до чужих пальцев тебя никто не раскрыл?
— Я мог бы махать каждому прохожему голым задом и любой из них решил бы, что его припекло солнцем. Кто заподозрит труп в соглядатайстве? — самодовольно ухмыльнулся висельник.
Пол-лица тревожно посмотрел на бледнеющий горизонт и задумчиво
произнес:
— Ладно, попробуем незаметно к началу следа подобраться. Надеюсь, сегодня повезет, и проклятие не углядит нас раньше, чем мы его. Оставь этого
бедолагу в петле и пошли.
— Э, нет. Пойдешь ты, а я поеду на тебе, — сказал со спокойной непреложностью висельник, возвращаясь к дубу.
Пол-лица молча проследовал за ним, на ходу снимая с плеч бурдюк из шкуры козленка, болтавшийся рядом с дутой котомкой. Мертвец успел в очередной раз залихватски повеситься, пока Пол-лица, растянув широкую горловину кожаного сосуда, возился с его содержимым. Помимо мутной воды явственно пахнущей прудом там плавало нечто гладкое, беспрестанно выскальзывающее из рук. Наконец, ухватив осклизлую тварь за хвост, Пол-лица вытащил ее из бурдюка. На первый взгляд она могла сойти за мелкого полосатого тунца, если бы не перепончатые крылья, невесть как державшиеся на спине.
Висельник кисло глянул на снулую рыбину и просипел:
— Правду сказать, самоотверженно сражаясь за палец этого тела, я успел с ним сродниться. Может, оставить все как есть?
— Ходячий покойник не порадует стражу, — возвратив бурдюк за спину, покачал головой Пол-лица и поднес тунца к повешенному.
Тот удрученно вздохнул, а затем с ворчанием возложил ладонь на мокрую рыбину. И вмиг лицо висельника разительно переменилось, сделавшись недвижным. Все чувства покинули его, глаза затуманились мертвенным покоем. Тунец напротив, ожил, забил хвостом, и резко расправив кожистые крылья, взмыл к верхушке дуба.
— Ведь просил, меняй воду чаще. Из-под плавников болотом несет, — тонким голосом брюзжала рыбина, задорно ныряя в воздухе.
— Сам меняй хоть по пять раз на дню, ежели изволишь бурдюк влачить на своем горбу, — привычно отразил упрек Пол-лица, направившись к перекрестку.
— Вот так завсегда. Стоит махнуть людское туловище на летунца и конец всякому почету, — недовольно растопырила плавники рыбина.
Ее разглагольствования тянулись бы далее, но на дороге, миновав пологий холм, показалась телега с землепашцами. Именовавший себя летунцом прытко нырнул в ближайший куст и, насилу угнездившись среди веток, замер. Пол-лица понимая, что его могли заметить, степенно прошел до обочины. Надеясь избегнуть пустых расспросов, он с чрезвычайно важным видом присел на подвернувшийся пень и стал ждать.
Одинокий путник рано поутру слоняющийся неподалеку от висельника зародил бы нехорошие подозрения даже у распоследнего деревенского дурачка. Землепашцы оказались то ли еще простодушней, то ли наоборот смышленей, потому как ни один из них не выказал ни малейшего любопытства. Телега под мерный скрип колес проползла перепутье, а трое скучающих на ней седоков вдумчиво любовались зарей и старались не глазеть по сторонам.
— Не суются в чужие дела. Невидаль в наши дни, — озадаченно проговорил Пол-лица.
— Умные люди, — вылетев из куста и ловчась стряхнуть с брюха налипший
лист, заключил летунец.
— Все, довольно полетов. Другая телега может быть куда докучливей. Лезь в бурдюк, — осматриваясь, потребовал Пол-лица.
Рыбина раздосадованно закатила глаза, но покорилась неизбежному. Зависнув над открытой горловиной, она одним махом сложила крылья и сноровисто бултыхнулась в нутро бурдюка хвостом вниз.
— Лёт, молю, ныряй пониже, — смахнув брызги с капюшона, укоризненно простонал Пол-лица.
В ответ летунец погрузил голову в воду и вздумал гневно пускать пузыри.
К окраине небольшой деревеньки, упрятанной в туманной низине, странная парочка подоспела с рассветом. Острова соломенных крыш, видных с пригорка, окружали высокий сруб, по окна утопленный в серой дымке. Обогнув овражком стадо коров, гонимых пастухом на выпас, Пол-лица огородами стал пробираться к приметному срубу. Стараясь не поднять дворовых псов, он осторожно перелез через плетень и вдруг разобрал за спиной чьи-то несмелые шаги.
— Это вы будете смертником? — послышался тихий голос.
— Вот тебе и подкрались незаметно к проклятию. С такими сторожами никакой туман не спасет. Ну а чего дивиться. Пятый день в этой деревне торчим. Скоро каждая собака узнавать начнет. Жди теперь очередных глупых просьб и вопросов, — едва различимым шепотом пробурчал летунец и сердито плеснул водой в бурдюке.
Повернувшись на звук голоса, Пол-лица увидел бледную женщину с младенцем на руках, стоявшую у облезлой стены мазанки.
— Положим, я смертник, — бесцеремонно оглядывая собеседницу, признался Пол-лица.
— Не гневайтесь, что обеспокоила вас. Не ради себя. Дитятку моему обряд наречения уготован. А я слыхивала, у смертников личины разные водятся, — женщина запнулась, успокаивая проснувшегося младенца. — Ему личина пастуха положена. Может у вас отыщется что-то получше. Чтобы его житьё хоть чуток легче было.
— Не вздумай лезть. У нас и так забот прорва, — приглушенно зашипел летунец.
Пол-лица нахмурился и, силясь не смотреть на ребенка, зашагал прочь в угрюмом молчании. Подойдя к углу мазанки, он решительно обошел куст рябины, но, не сдержавшись, обернулся. Женщина по-прежнему оставалась на месте, кутая младенца в нечто походившее на заплатанную пеленку. В сердцах сплюнув, Пол-лица тяжко вздохнул и вернулся назад.
— Твоему ребенку нужна живая личина, которая будет расти вместе с его рукой. У смертников таких нет. Мне известен один край на севере, где люди здравствуют без всяких личин с самого рождения. Я поведаю, как добраться
туда, если ты готова отважиться на столь долгий путь, — с сомнением
предложил Пол-лица.
— Но ведь в таком разе он навечно сделается отверженцем. Не сможет стать даже пастухом. Его погонят отовсюду, как приблудную псину, — испуганно отступая от смертника, запричитала женщина.
— Без личины он здесь не выживет, — согласился Пол-лица. — А вот на севере сам выберет занятие по душе и не будет обречен на пожизненный пригляд за коровами господина.
Смертник хотел добавить еще что-то, но его отвлек раздраженный голос доносившейся из сеней мазанки. Хлопнув входной дверью, на крыльцо вышел толстяк в добротной сутане. Недовольно ежась на утренней прохладе, он важно обозрел двор и направился прямиком к смутившейся женщине.