— Ну, как знаешь. Если правильники по какой-то нелепой случайности проведают о наших ухищрениях, то тебе придется долго отвираться и доказывать подлинность личины, — деловито сообщил Пол-лица.
— Личина моя здесь причем? — машинально потирая запястье, изумился купец.
— А притом, что я ее резать буду. Мне кровь из нее потребна, чтобы в обманную личину влить, на себя надеть и тобой притвориться. Рана на личине вынудит проклятие проверить: не помышляешь ли ты улизнуть или одурачить его. Оно заявится прямо сюда в поисках запуганного человечишки, а найдет смертника, сокрытого под образом купца, — со скучающим видом объяснил Пол-лица.
— Разве проклятие не отличит дородного мужичину от потрепанного дорогой худощавого скитальца, — засомневался купец, с сочувствием поглядывая на тщедушную фигуру смертника.
— Проклятие, как корыстная девица, смотрит на личину, а не на внешность ее владельца. С той лишь разницей, что девицу занимает еще и размер кошеля. Взяв у тебя кровь, я стану для проклятия точным твоим отражением, конечно до тех пор, покамест оно не подберется совсем близко. Но полагаю, к тому моменту мне удастся с ним совладать, — сбросив котомку с затекшего плеча, сказал Пол-лица.
— Мне казалось, смертники приглашают для подобных дел живца. Зачем же испытывать на себе гнев проклятия, ведь…, — нежданно вклинился в беседу Пилий, но тут же осекся, будто испугавшись собственных слов.
— Вы недурно осведомлены о привычках смертников для особы, водящей дружбу со скромным купцом, — внимательно вглядываясь в испещренную рябинами физиономию Пилия, отметил Пол-лица. — Действительно, многие из моих знакомых по ордену прельщают деньгами бродяг или просто отчаявшихся людей, чтобы натравить на них проклятие, а самим притаиться в засаде. Такие живцы не ведают, что не получат обещанной платы. Когда проклятие обнаруживает подмену, то не утруждает себя долгими разбирательствами и карает бедняг наравне с настоящими нарушителями правил. Смертнику остается только подкрасться к отвлеченному проклятию, завершив дело ударом исподтишка. Но я при ловле на живца предпочитаю сам изображать приманку. Меня стесняют напрасные жертвы. Они задают кучу ненужных вопросов.
— Благоволите простить. Я не думал подвергать сомнению ваши навыки, — сконфуженно извинился Пилий, искривляя рот в неком подобии примирительной улыбки.
— А вы не опасаетесь находиться рядом со смертником при ловле на живца? Вдруг проклятие меня одолеет, а потом вас с купцом спутает, — испытующе глядя в бегающие глазки Пилия, полюбопытствовал Пол-лица.
— Проклятие вроде бы не трогает тех, кто соблюдает правила. Я пока ни одного не преступил, — стараясь не взболтнуть лишнего, уклончиво ответил Пилий.
— Завидую вашей уверенности. Меня проклятия не прекращают удивлять. Будем надеяться, что на сей раз обойдется без неожиданностей и случайных смертей, — загадочно произнес Пол-лица, разворачивая кожаный сверток, вынутый из котомки.
Сноровисто нацепив окуляр на глаз, смертник взял рукоять кинжала без клинка и потребовал:
— Закатай рукава.
— Я? Оба закатывать? — завороженно наблюдая за действия Пол-лица, прогнусавил купец.
— Довольно того, что на руке с личиной, — бесстрастно подсказал смертник.
— Уже начинаем? Мне не надо как-то подготовиться? — покорно обнажив запястье, спросил купец.
— К этому невозможно подготовиться. Главное не мешай и слушайся меня во всем, — крепко ухватив дрожащую руку купца чуть ниже локтя, велел смертник.
Пол-лица взглянул через окуляр на личину купца, и тут же по её поверхности разлилось знакомое бирюзовое свечение, не отличимое по цвету от следов проклятия, найденных с утра у хлева. Видные смертнику перемены для других оставались тайной. А вот превращение, произошедшее с кинжалом, который Пол-лица приблизил к личине, узрели все. Под аккомпанемент их изумленных вздохов сломанное оружие вновь обрело клинок. Даже обычно невозмутимый Пилий с жадным интересом пялился на соткавшееся из воздуха призрачное жало бирюзового цвета.
— Что за диво? Сияет прямо как уголек в печи, но на огонь не похоже, — порываясь отстраниться от пугающего свечения, пораженно вымолвил купец.
— Только такой клинок способен личину разрезать. Для простого ножа она все равно что камень окажется, — силясь сосредоточиться, неохотно объяснил Пол-лица.
Поудобнее перехватив кинжал, смертник молниеносно ткнул острием в личину с изображением монеты. Купец вскрикнул от невыносимой боли пронзившей все тело и, цепляясь за стену, медленно сполз на земляной пол.
Сквозь застящую глаза пелену, он разобрал, как Пол-лица достает из потайного кармана плаща разломанную надвое личину и подносит к кровоточащей ране. Удовлетворившись несколькими каплями бирюзовой жидкости смешанной с кровью, попавшими в полое нутро поврежденной личины, смертник надел её себе на запястье. Стянув щербленные края едва приметной веревочкой, продетой между трещин, Пол-лица придирчиво осмотрел выполненную работу и сказал:
— Осталось дождаться проклятия.
— Оно явится сюда? — простонал купец, все еще корчась на полу.
— Нет. Я встречу его снаружи. Тебе лучше побыть здесь вместе с гостями. Боль уймется к полудню. Не пытайся прижигать рану, вскоре закроется сама, — безучастно взирая на муки купца, дал наставления смертник.
Покинув душный сруб, Пол-лица устроился в тени дикой яблони неподалеку от хлева и принялся караулить проклятие. Беззаботно привалившийся к стволу смертник мог показаться со стороны изморенным путником нашедшим отдохновение после утомительной дороги. Лишь взгляд его бдительных глаз, не подвластных обманчивой расслабленности, рыскал по окрестностям в поисках затаившейся угрозы.
— Полдень подступает, а проклятия не видать. Должно же было уже пожаловать, — нарушил идиллическую тишину летунец, и украдкой выставив из бурдюка хвост, почесал его о торчащий сучок.
— Возможно оно очень осторожное, — отогнав назойливого слепня, предположил Пол-лица. — А это еще что такое? Наказал же сидеть внутри и носа не высовывать!
В сопровождении недовольного Пилия из сруба вышел купец и, увидев
предупреждающе махавшего смертника, направился к нему несмелым шагом.
— Вот остолоп! Куда ты лезешь?! — бросившись навстречу, крикнул Пол-лица.
Летунец, старавшийся удержаться в бурдюке в момент жуткой тряски, был вынужден молча проклинать людскую нетерпеливость.
— Уж мочи нет никакой в духоте и неизвестности киснуть. Дозволь, я с тобой побуду? — пропустив мимо ушей громкие предостережения, взмолился подошедший купец.
Придуманные на ходу ругательства просились наружу, но смертник не успел произнести ни единого слова. Внезапно из-за ближайшей мазанки выскочила взмыленная корова и ринулась к остолбеневшему купцу.
— Чернушка! Стой! Вконец ошалела подлюга! — послышалась брань
пастуха, выбежавшего следом за скотиной.
Пол-лица, предусмотрительно не снявший с глаза окуляра, вовремя заметил бирюзовый шлейф, тянувшийся за коровой. Кинувшись наперерез, он выхватил кинжал и изготовился нанести удар, но недооценил ретивость обезумевшего животного. Призрачный клинок начал появляться, когда корова уже подбежала к смертнику. Изловчившись увернуться от рога, метившего прямо в глаз, Пол-лица все же получил грязным хвостом по шее, сработавшим не хуже жесткого кнута. Хлесткий шлепок повалил смертника в траву, лишив всякой возможности нагнать скотину. Мысленно распрощавшись с наградой, Пол-лица с ужасом наблюдал, как паникующий купец спрятался за спину растерявшегося Пилия.
И тут произошло чудо. Вместо того чтобы на полном скаку отбросить с дороги мешавшего гостя, корова резко отвернула в сторону. Купец воспользовался неожиданным замешательством животного и с необычайной прытью помчался к срубу. Хлипкая дверь не показалась ему надежной защитой перед парой толстых рогов, а вот высокая крыша внушала куда больше доверия. Взобравшись по шаткой лестнице, он преодолел крутой подъем и, оседлав конек, трусливо замер.