Потеряв беглеца из виду корова взялась беспомощно кружить около сруба, походя сминая жалобно трещавшие плетни. Однако ее бесцельное уничтожение обросших вьюном изгородей долго не продлилось. Возомнив себя породистым скакуном, она резво взбежала по покатой крыше дровяника, вплотную примыкавшего к срубу, и стала подбираться к коньку. Стропила угрожающе заскрипели, прогибаясь под весом тяжеленной туши, а глина комками полетела из-под копыт, унося с собой ошметки ржаной соломы.
— Да. Это, несомненно, проклятие. Едва ли деревенская буренка горазда на такое лихачество, — заключил летунец, выглядывая из-за плеча поднимавшегося смертника.
Купец, явно не способный на еще один забег, пугливо заозирался, точно тетерев, угодивший в силок на земляничной поляне. Он попробовал было привстать, но в этот самый миг крыша накренилась и разом ухнула в темное помещение сруба. Мгновение спустя из взвившегося облака пыли вынырнул хромавший купец, преследуемый яростным мычанием запутавшейся в обломках коровы.
Удостоверившись, что кинжал полностью отрастил бирюзовый клинок, Пол-лица поспешил к дверному проему пострадавшего сруба. Сторонясь испуганно мечущихся на привязи лошадей, он едва поспел укрыться за уцелевшим плетнем от куска бруса, выброшенного скотиной из дома. Разделавшись с преграждавшей путь деревяшкой, рассвирепевшая корова снесла болтавшуюся на одной петле дверь и встала у входа, безумно вращая покрасневшими глазами. Оставшийся незамеченным смертник рассчитывал скрытно подобраться к скотине с правого бока, но его опередил самонадеянный пастух. Он попытался стреножить корову, попросту обвязав ее колени потертой бечевой. Чернушка заботы не оценила и двинула бедолаге копытом в плечо так, что тот отлетел к стене сруба, больше не порываясь усмирять непокорное животное.
Пол-лица тут же устремился к отвлеченной скотине норовя вонзить кинжал в исцарапанную голову, но отсек лишь ловко подставленный рог.
Утрата доброй половины главного своего оружия ничуть не взволновала
нечувствительную к боли корову и углядев спину улепетывавшего купца, она бросилась в погоню.
Здраво рассудив, что смертнику ни за что не догнать быструю скотину в дело вступил летунец. Выбравшись из бурдюка, он стремительно взмыл в небо, а затем соколом упал на прущее через огороды животное. Молотя широкими крыльями по морде, летунец старательно мешал корове разобраться в творившейся вокруг кутерьме. Лишенная обзора скотина злобно мычала, постоянно спотыкалась, но неуклонно приближалась к беглецу.
Купец из последних сил прохромал по бревнам, перекинутым через овраг, и оступившись, неуклюже повалился под куст шиповника. Взявшись
за ветку, он попытался встать, но сразу же бухнулся обратно, чуть было не сорвавшись с края оврага. Неудачно треснувшись раненым бедром о торчавший из земли песчаник, купец мучительно застонал от зверской боли смешанной с отчаянием. Он видел, что, несмотря на остервенелое противоборство возникшего непонятно откуда крылатого существа, корова все же осмелилась взойти на узкий мосток.
Осторожно переставляя копыта по округлым бревнам, скотина уже успела одолеть половину опасного перехода, когда к оврагу, наконец, подбежал запыхавшийся Пол-лица. Осознав, что корова первой настигнет беспомощно растянувшегося в зарослях купца, смертник неожиданно прекратил погоню и схватился за подрагивающий мосток обеими руками. Тотчас казавшиеся крепкими бревна начали рассыхаться. Из ширившихся трещин с хрустом полетели крупные щепки, а потом дерево разом обратилось в труху. Так и не добравшаяся до противоположного края корова рухнула на дно оврага вместе с остатками моста. Острые камни немилосердно приняли тяжелую тушу, но не смогли побороть живучую тварь овладевшую животным.
Услышав слабое мычание, Пол-лица поспешил к пологому спуску, даже не посмотрев на проглядывавшее сквозь ветки неподвижное туловище коровы. Цепляясь за свисавшие из склона корневища, смертник ловко съехал по осыпи и, продравшись через сплетения дикого хмеля, наткнулся на издыхавшую скотину. Окровавленная грудь животного в последний раз расширилась, дернулась задняя нога, а глаза, еще недавно полыхавшие яростью, теперь затуманились мертвенным покоем.
Вдруг из пореза на спине заструился мерцавший бирюзой дымок. Потерянно заметавшись, он рискнул кинуться на смертника, но угодил прямо на предусмотрительно выставленное лезвие призрачного клинка. Жалобно пискнув, дымок отпрянул и снова повлекся к корове. Решительно прыгнув следом, Пол-лица сильным взмахом кинжала рассек мглистое тело надвое. Бирюзовое свечение померкло, а дымок, опав на примятую траву, беззвучно истаял.
— Ну, наконец-то, управился. А все благодаря одному скромному летунцу! После укрощения такой бешеной зверюги мне впору целые табуны необузданных скакунов выпасать, — триумфально провозгласила подлетевшая
рыбина и с ходу юркнула в бурдюк.
— Уволь. Это уж без меня. Я вдосталь намаялся с единственной бодливой коровой, — возвращаясь к осыпи, отказался Пол-лица.
Первым, что услышал смертник, когда выкарабкался из оврага, был выкрик купца:
— Она сдохла? Ну не томи! Сдохла?
— Я убил проклятие. Корова тоже погибла, — деловым тоном сообщил смертник, подойдя к выползшему на тропинку купцу.
Перевалившись на спину, купец облегченно выдохнул и тут же задал новый вопрос:
— Какого рожна эта пакость за мной гонялась? Ты же обещал, что она на тебя попервости броситься.
— А ты обещал в хате сидеть, но не утерпел же, — парировал Пол-лица. — Я по твоей вине не знал наверняка с чем дело имею. Надо было раньше признаваться, что обманул кого-то высокородного. Ведь я рассчитывал на нарушение правил в отношении равного тебе по происхождению. Тогда проклятие оказалось бы слабеньким и почти не опасным. А в итоге довелось повстречаться с неживцом. Его и кличут-то так, потому что он способен липовую личину, надетую на живца, от настоящей издали отличить. Проклятие враз смекнуло, где истинный купец. Вот и помчалось за тобой.
— Да я с высокородными не знаюсь. Даже при желании у меня не получилось бы надуть кого-то из них, — недоуменно прогнусавил купец. — И, кстати, доселе это же самое проклятие токмо коров моих изводило. Зачем теперича оно меня достать хотело?
— Я разве забыл сказать? Ну, значит, к слову не пришлось. За умышленное повреждение личины положено более строгое наказание. Скорее всего, проклятие намеревалось оторвать тебе палец на руке, а в худшем случае всю руку, — ехидно улыбаясь, невинным голосом ответил Пол-лица.
— Почему сразу проклятие тем чудным кинжальчиком не пырнул? Мог ведь руку мою загодя обезопасить, да и ногу я бы не зашиб, — уязвленно высказал замечание купец, поглаживая саднившее бедро.
— Корова уж очень резво к тебе рванула, а клинок по заказу не появляется. Ему некоторое время потребно рядом с личиной или проклятием побыть, прежде чем начать расти, — неохотно объяснил смертник.
Купец недоверчиво хмыкнул, собираясь спросить еще что-то, но тут к собеседникам подбежал напуганный пастух и запричитал:
— Господин, не повинен я. Чернушка стояла себе тихо, а опосля ни с того
ни с сего, как даст деру. От самого выпаса без продыху перла. Я за ней. Нагнал уже у деревни, когда она присмирела и схоронилась в рябину за мазанкой. Торчала там долго, будто высматривая неведомо что. Увести себя ни в какую не давала. А как вас увидала, то вконец сбрендила.
— Не отбрехивайся. Следить надо было усерднее! Я на кой ляд тебя держу? Чтоб ты мне животину упускал?! Встать подмогни! — с наслаждением
выместил досаду на беззащитном пастухе осмелевший купец.
— Господин, она же проклятием мерзопакостным оказалась. Так вроде смертник молвил. Да еще и тварь крылатая корову вашу здорово отхлестала. Что я супротив таких чудищ сделаю? — оправдался пастух, с готовностью подхватывая под руки купца.
— Может, вы позже о гибели коровы потолкуете. Я плату жду, — упреждая очередной упрек купца, напомнил о себе смертник.