Улочка могла показаться нелюдимой, но стоило чужаку вступить в ее пределы, как тут же из неприметных закоулков высовывались отощалые фигуры в рванье. Пол-лица видел руки, выброшенные вперед, подобно баграм, ощущал на себе липкие взгляды. Увиливая от нищих, будто зверь от загонщиков, он не обратил должного внимания на подобравшегося сзади деловитого субчика в мешковатом рубище. Следуя за смертником неслышной тенью, субчик с особым интересом присматривался к котомке, ничуть не смущаясь торчащей из бурдюка рыбьей головы. Его, по всей видимости, мало занимали причуды других людей, а вот их вещички волновали куда больше. Нервно почесав свежий шрам, красовавшийся на месте правого уха, субчик, наконец, решился. Вытянув четырехпалую руку, он уже собирался ухватить призывно качавшуюся котомку, но его осадил вкрадчивый голос из бурдюка:
— Пс-с, почтенный. У меня полный набор человеческих зубов, а вот ушей недостает. Левое своё не одолжишь?
Субчик на мгновение замер, уважительно посмотрел на белозубую
улыбку, продемонстрированную летунцом, и сдержанно выдохнул. Показав
легким кивком, что намек понят, он, не мешкая, нырнул в ближайший
закоулок.
— Докатился. Жулье уже не в силах напугать. Впору менять тунца на облик сборщика податей, — посетовал летунец, проводив субчика печальным взглядом.
— Лёт, с кем ты там вздумал болтать? Мы уже почитай пришли. Потерпи и не суйся без крайней надобности в это дело, — попросил Пол-лица, подходя к нужному дворику.
— Буду нем, как рыба, — клятвенно заверил летунец, погружаясь в воду.
Встав напротив калитки, отмеченной символом прощального дома знати, Пол-лица немедля постучал.
— Это смертник. Пустите, — прозвучал за оградой знакомый голос Пилия.
Калитка распахнулась во всю ширь, являя взору чахлый сад подле обветшалого особнячка с наглухо закрытыми ставнями.
— Ненароком заметил, что вы не подали нищим. Отчего же не проявить сострадание? — участливо полюбопытствовал Пилий, встречая Пол-лица у куста самшита.
— Сострадание присуще нарушившим правила посетителям этой улочки. Бедолаги тщетно надеются разжалобить положенное им в наказание проклятие, совершив напоследок благое деяние. А попрошайки, стекающиеся сюда со всего города, с удовольствием принимают подаяние от нескончаемого потока отчаявшихся людей. Впрочем, и я бы выказал милость будь у меня то, что на самом деле потребно здешним нищим, — снимая обманную личину каменщика, равнодушно пояснил Пол-лица.
— Что же им надо, кроме пары монет? — удивился Пилий, жестом приглашая смертника пройти к дому.
— Уверенности в том, что паршивую улочку можно покинуть. У меня ее тоже нет, — сухо сообщил Пол-лица, углядев в затененных углах сада лихого вида типчиков при мечах.
— Это чтобы нас никто не тревожил, — проследив за взглядом смертника, излишне беспечно сказал Пилий.
Остальной путь до особнячка проделали в молчании. Перед смертником услужливо отворили дверь и сопроводили через пустынный коридор в комнату расположенную в правом крыле здания. Обходительный Пилий удалился, усадив смертника за массивный стол, все убранство которого составляли низкорослый куст розы в глиняном вазоне и бедно украшенный канделябр.
— Не нравится мне этот Пилий. Он тот еще проныра, — прошептал летунец, угрюмо поглядывая на плотно захлопнутые ставни единственного окна.
Смертник лишь обреченно вздохнул, уловив торопливую речь, доносившуюся из коридора. Тотчас в комнату вошел Пилий в обществе
долговязого мужчины, носившего плащ из черного бархата. Незнакомец
бесцеремонно оглядел смертника и чинно уселся напротив.
— Вы смертник? — послышался его резкий голос.
Пол-лица ответил небрежным кивком.
— Вас вроде бы называют Пол-лица. За что же дают такие прозвища? — прищурился долговязый, постукивая по дубовой столешнице пальцами.
— Повинна моя манера всегда покрывать голову капюшоном. Посему многим кажется, что половина лица не видна.
— Они заблуждаются. Лично я совершенно не вижу лица. А имя, данное от рождения? До того как вы стали смертником? — грубо усмехнувшись, уточнил незнакомец.
— Уже позабыл.
— Надеюсь, свое ремесло еще помните. Прежде чем приступать к делу недурно бы узреть ваши умения, — свел брови долговязый.
— Пилий уже наблюдал за моей работой. Его свидетельства не достаточно? — недовольно поджал губы Пол-лица.
— Мне бы очень хотелось самому присутствовать при демонстрации вашего мастерства несчастий, приличествующего поистине даровитым смертникам, — повелительным тоном, не признающим отказов, проговорил долговязый.
— Ну, хорошо. Подкинуть раз-другой монету? Сможете убедиться, что мне неизменно будет сопутствовать неудача, — скрепя сердце согласился Пол-лица.
— Ловкачество с монетой достойно фигляра и впечатлит разве что праздную толпу. Поговаривают, будто прикосновение смертника по его прихоти навлекает горести. Вот роза. Пусть ее постигнет какая-нибудь незавидная участь, — высказал настойчивое пожелание долговязый.
Пол-лица пожал плечами и безотлагательно схватил пальцами листочки розового куста. Помяв их немного он, словно передумав, положил руки на стол, более ничего не предпринимая.
Свечи в канделябре потрескивали, терпение долговязого помалу иссякало, а роза по-прежнему источала сладкое благоухание, вызывающе раскинув пышные бутоны.
— Может, пощупаете листья еще раз? — язвительно спросил Пилий, суровея лицом.
Недобрую атмосферу подозрительности установившуюся в комнате развеял громкий хруст. Ножка стола неожиданно отломилась и осыпалась в труху. Долговязый только теперь углядел, что дерево столешницы рассохлось, покрывшись дорожками сквозных трещин. Еще недавно добротная мебель зашаталась, визгливо поскрипывая. Миг и стол ухнул вниз, обратившись в древесную пыль. Вместе с ним грохнулся канделябр, а вазон с розой, издав хлопок, разлетелся брызгами черепков по полу.
— Ладный был стол, — печально вздохнул Пилий, заботливо подбирая
уцелевший канделябр.
— Желательно чтобы неприятность произошла с самим цветком, без порчи обстановки. Меня бы вполне устроило его скоротечное усыхание, — сказал с упреком долговязый, стряхивая труху с одежды.
— Заказывали несчастье, а не казнь. Иначе надобно звать палача заместо смертника. К слову, для чего меня пригласили? — невозмутимо оборвал спор о розе Пол-лица.
— Неужели этого не обговаривали? Освободить некоего господина от проклятия. Привычное для вас дело, — отводя взгляд, затараторил долговязый.
— Хотелось бы понять, с чем именно доведется столкнуться, — непреклонно проговорил Пол-лица.
— Пожалуй, проще будет показать. Пройдемте в… другую комнату, — забегав глазами, предложил долговязый.
— Сперва предъявите оплату, — остановив учтивым движением руки вскочившего собеседника, холодно попросил Пол-лица.
Долговязый ехидно разулыбался, переглянулся с Пилием и, подумав, кивнул ему.
— Не доверяете. Ну, воля ваша, — демонстрируя редкие зубы, ухмыльнулся Пилий и вышел из помещения.
После непродолжительного отсутствия Пилий вернулся с металлической пластиной в руках и показал ее смертнику.
— Получите следом за успешным окончанием дела, — уточнил Пилий, бережно проводя пальцами по выпуклым письменам, теснившимся на поверхности пластины.
— Зачем вам такое старье? Это даже прочесть невозможно. Берите лучше деньгами, — силясь изобразить доброжелательность, посоветовал долговязый.
— Деньги теряют ценность к концу жизни, — вычурно отказался Пол-лица.
— Собираетесь умирать? — удивился долговязый.
— Моя работа понуждает быть постоянно готовым к смерти.
— Ах да, работа. Пора начинать, если вас больше ничто не тревожит, — с нажимом заявил долговязый.
Снедаемый множеством опасений Пол-лица деланно склонил голову. Комнату с многострадальной розой без промедлений оставили и проследовали по уже знакомому коридору в левое крыло особнячка. Перед внушительной дверью, затворенной снаружи на засов, недолгий поход завершился. Пилий проворно открыл дверь, предложив смертнику зайти первым. Мрачное нутро помещения без окон пугало, но Пол-лица не выдав замешательства, переступил порог. За ним вошел долговязый, а спустя несколько ударов сердца из сопредельной каморки ввалилась четверка мечников с подсвечниками.