-Идиоты,- сказала я, доставая из шкафчика перекись и вату,- вокруг одни идиоты. Так, Малинка, поверни-ка голову. Ага, вот так. Умница.
И принялась обрабатывать раны фармацевта. Эх, свернуть бы Шакуровой шею, да ведь за нее срок дадут как за нормальную! Эй, кто там правит УК РФ? Сделайте исключение- за убийство тупых и бесполезных людей не сажать, а награждать! И идиотов меньше, и прибыль людям.
Да только кому мы нужны, врачи? Только пациентам и то, пока они из больницы не выпишутся. А так, мы свободны как птицы в полете! Ну, не все, конечно, но все же.
Дребезжащий в кармане телефон заставил меня оторваться от щеки шатенки. Взглянув на дисплей, я обреченно застонала и, стянув перчатки, приняла вызов абонента, который в моем телефоне был записан как "Придурок".
-Ну и чего я от тебя хочу?
-Любви, ласки и тепла,- ответили на том конце телефона.
-Сейчас вернется Саныч, он тебе не только про эту самую любовь расскажет, но и покажет,- огрызнулась я.- Я даже помогу потом твой труп в лесополосе закопать!
-Какая страсть, какие эмоции! Вот она, горячая восточная кровь!
-Слушай, откуда в тебе...
Договорить я не успела- в ординаторскую, резко отрыв дверь, вошел Антон с Шакуровой на буксире. Девушка выглядела заплаканной и просила ее понять, но где мой злой друг, и где понимание, а главное, жалость?
-Вот это я понимаю- вокруг людей искрит страсть и желание убить друг друга,- насмешливо протянула я, тем не менее закрывая своим телом Алину.
А то я знаю эту истеричку- сейчас сопли на кулак мотает, а через секунду опять берется за свое.
-Я предупреждал, чтобы ты ее не трогала?- спросил Антон.
Бррр, этот спокойный тон меня всегда вымораживал. В голосе ноль эмоций, на лице ни единого признака бешенства, глаза тоже вроде как спокойные, но я-то знала, что это спокойствие лишь способ не сорваться раньше времени. Уж лучше бы орал и дрался, а то стоит весть такой спокойный, аж скулы сводит.
-Антон,- сказала я, оттягивая его в сторону.
Марина посмотрела на меня так, словно я на ее глазах котенка из-под колес грузовика спасла. Однако если она надеялась на мое милосердие, то сегодня был явно не ее день- во мне жалости как изящества в танке!
-Я не буду орать и драться,- спокойно сказала я, отряхнув с ее плеча невидимую пылинку. Девушка вздрогнула от прикосновения.- Но предупреждаю последний раз- следущий косяк окончится для тебя переломом руки в трех местах со смещением. Понятно?
Шакурова кивнула, сощурив глаза, в которых загорелась неприкрытая злоба. Вот люди! Сами косячат, а потом обижаются, что получают по шее!
-Ладно, это все классно, и я почти не злая,- зевнула я.- Но у кого-то скоро операция, а я пока что не заметила особого рвения у нашего светильника от медицины совершать подвиги. Что скажешь, Леденец?
-Дракон!
Я рассмеялась. Лед, Леденец, Конфетка, Сладкий. Прозвище, прикрепившееся к моему невозмутимому другу, всегда его злило. Не, ну а че? Они меня, значит, Драконом могут называть, а я его Леденцом- нет? И потом, звучит мило и даже где-то невинно.
-Ладно, все свободны,- вздохнул Саныч, мельком взглянув на Алину.- А ты, милый мой Дракон в халате, позови мне этого великого усыпителя.
-Какого из двух?- усмехнулась я.
-Который до сих пор не может отличить человека от лошади, блин! Иначе как объяснить, что он ему такую дозу анестезии вбухал?
-Чего только с похмелья не сделаешь,- пропела я, выходя из кабинета.- Зато он анестезиолог от Бога.
-Он анестезиолог- не дай Бог!
Говорят, что жизнь врача скучна и однообразна. Не знаю, как в других больницах, но в нашем отделении скучно никогда не было, и не будет априори. Уж я-то знаю! Дракон всегда был и останется Драконом.
-Пластину,- сказал Антон.
-Не получится,- указала я на вскрытую кисть пациентки.- Смотри, как близко перелом к эпифизу. Начнешь вкручивать болт, и головка сразу раскрошится.
-Твои предложения?
-Черт, Яр,- простонала я.- Тут так много переломов, я уже путаюсь!
-Я жду, Ева,- спокойно сказал друг.
Как бы я не жаловалась на то, что Антон иногда был просто бесчувственной скотиной, но именно этот спокойный тон заставлял меня двигаться вперед, а не стоять на месте, ожидая помощи от кого-то другого. Все его спокойствие передавалось мне, давало уверенность в себе, и я становилась подобием друга- тихой, бесстрастной, но ловкой и умеющей принимать важные решения. А еще я заметила, что на операции я просто не могла язвить. Именно осознание, что от моих решений в будущем будут зависеть здоровье и жизни моих пациентов, ставило барьер отрешенности, не позволяющий мне становиться ехидной.
-Тут пластину, а тут восстановим и спицы,- сказала я, указывая на нужные участки.