Выбрать главу

Александр Мартынов

РАБОТА НА ЛЕТО

Мало Родину просто так «любить»

Надо Родину защищать!

Современная казачья песня.

"КЛИР". РУССКИЙ ЭКВИЛИБРИУМ

Слыша прозвище «Клир», большинство людей почем-то думают, что это от английского «clear» — «чистый» — и удивляются, естественно.

На самом деле — это просто сокращение от слова "клирик"…

… Вечером перед соревнованиями Генка Тихонин в десятый раз смотрел «Эквилибриум». (1)

Первый раз он посмотрел этот фильм шесть лет назад, когда ему толькотолько исполнилось девять. Отец был дома, они с мамой сидели перед телевизором и тихонько разговаривали, не обращая внимания на то, что на экране, а Генка, приоткрыв дверь своей комнатки, сидел на полу и, приоткрыв рот намного шире двери, следил за приключениями невероятных героев. Он знал, что родители не заметят его нахальства — отец приехал лишь сегодня, и они с мамой видят только друг друга. Генка не очень понял, о чём фильм, но его покорило умение, которое там демонстрировалось. Оно было волшебным, но в то же время не сказочным — какая же это сказка, если пистолеты?!

На следующий день Генка, проснувшись, нашёл отца в саду. Он сидел в траве под яблоней с закрытыми глазами, но не спал — Генка это понял сразу, потому что отец, не открывая глаз, похлопал по траве рядом с собой. Генка охотно сел и прижался к отцу. От того пахло одеколоном и ещё чемто, немного тревожным. Посидев так, Генка попросил тихо:

— Пап… научи меня стрелять.

— Зачем? — отец открыл глаза.

— Ну… Так, — смутился Генка. Отец несколько секунд рассматри

вал его в упор, потом усмехнулся углом рта. Комуто другому отцовская улыбка могла показаться неприятной, но Генка знал, что ещё до его рождения, до того, как отец познакомился с мамой, осколок мины, выпущенной в Дубоссарах валашскими фашистами, разрубил лейтенанту Тихонину, вывозившему из города русских и украинских детей, щёку, и она омертвела. Генка не знал, кто такие валахи и плохо понимал, кто такие фашисты, но ненавидел и тех и других, как только может ненавидеть ребёнок, потому что они сделали отцу больно…

1.  Американский фильм о мире будущего, где власть захвачена организацией «Граматон», офицеры которой — клирики — владеют невероятным искусством стрельбы, возведённым в культ.

— из-за вчерашнего фильма? — спросил отец. Генка вздохнул.  — Но это фантазия, Генастый, — он потрепал сына по голове.

— Ну… пусть, — тихо сказал Генка.  — Научи, па… Как ты сам уме

ешь.

Тихонинстарший вдруг взял сына за плечо и заглянул ему в глаза. А потом сказал:

— Ну хорошо…

… Его часто не бывало дома — майора Тихонина. Но когда он приезжал — он учил. Как обещал, хотя Генка — особенно в первый год — несколько раз плакал от его учёбы. Но потом перестал. Отец возил его на стрельбище и занимался с сыном дома. В результате к двенадцати годам Генка знал назубок устройство отечественного и десятков образцов иностранного стрелкового оружия, мог устранять поломки, попадал в подброшенную консервную банку из любого пистолета или револьвера — «макара», «тольтолича», «стечкина», "нагана"(1) — и без промаха стрелял на бегу или лёжа, стоя или с дерева — по мишеням из мелкашки ТОЗ8, даже из «калаша» или личной отцовской "сайги"(2)

И теперь он точно знал, зачем учится стрелять. Чтобы никто и никогда больше не посмел бить минами по детям и тем, кто их спасает.

НИКТО. НИКОГДА.

А если кто-то посмеет… что ж… Таких он убьёт.

Ведь во все времена оголтелых врагов убивают,

1.  Перечислены марки русских пистолетов — ПМ, ТТ, АПС — и револьвера Нагана. 2. Охотничий карабин на базе автомата Калашникова.

Чтобы детям не плакать и школам в ночи не гореть…

Это были строчки из «афганской» песни, которую любил отец.

Для школьной спортивной команды Генка был надеждой на любых соревнованиях по стрельбе — и этих надежд никогда не обманывал. В этом году, недавно, перед самыми каникулами, представитель молодёжного резерва сборной РФ открытым текстом предложил Клиру спортивную карьеру и был поражён, когда маль чишка отказался. Когда же ошалевший «спартач» стал настаивать, Генка открытым текстом изложил то, что думает о большом спорте:

— большие деньги;

— большая грязь;

— большая ложь;

— никакой пользы здоровью нации;

— искалеченное здоровье «рекордсменов» — и ВСЁ. Такая позиция

четырнадцатилетнего мальчишки поразила спортсмена до того, что он отправился разговаривать с родителями и убеждать их "повлиять на мальчика, не понимающего своего счастья!" Стоит ли говорить, что из этого разговора ничего не вышло?

Но в соревнованиях Генка участвовал охотно. И завтрашних зональных ожидал с нетерпением, но без волнения, с полной уверенностью в себе и своих силах. Дополнительным дивидендом в случае выигрыша было ещё и то, что директор школы поклялся — если Генка займёт призовое(любое, пусть хоть третье!) в зональных, то может гулять прямо с третьего июня, когда у всех начнётся практика. Это был плюс — Генка практику терпеть не мог. Не от лености тела и души, а от того, что ничего полезного на ней никогда не делали. Так — шарились по школе и окрестностям, иногда кое-что перетаскивали туда-сюда и ждали, когда окончатся эти проклятые четыре часа, чтобы можно было наконец насладиться наступившим летом…

… Несмотря на мысли и фильм, Генка ощутил, что вошёл отец и поднял ладонь, не оборачиваясь.

— Всё ещё не спишь? — Тихонинстарший сел на диван и раскинул

руки по спинке. Он был невысокий, худощавый, вовсе не офицерской внешности, с ранними залысинами. Рослый и плечистый Генка, больше похожий лицом на красивую мать, выглядел на фоне отца выигрышно. Но именно Генка лучше кого бы то ни было знал, какие умения и какая сила воли таятся в отце.  — Ложился бы.

— Лягу, — Генка вытянул ноги, пошевелил ступнями.  — Это, па, типа как у космонавтов "Белое солнце пустыни" — традиция…

— Что будешь делать на каникулахто? — Тихонинстарший покосился на сына.

— А у тебя отпуск когда? — встревожился Генка.  — Ты же говорил, что в июле!

— Говорил, — вздохнул отец.  — Матери не рассказывай, пусть поживёт спокойно… Пришлось отложить до сентября.

— Да ну…  — голос Генки сорвался.  — Па, мы же хотели на Кубань ехать…

— Поедем, Генастый, обязательно поедем, — Тихонинстарший положил руку на плечо сопящего сына, который прятал глаза.  — Ну… дело такое, пошлют какогонибудь сопляка из лейтенантиков, а он всё завалит…

— Так ты ещё и в командировку…  — голос Генки совсем упал.

— Генастый, никто кроме нас, — строго сказал отец.  — Ну?!

— Никто кроме нас, — вздохнул Генка.  — Маме соври, что едешь… ну, по обмену опытом в Белоруссию, что ли…

— А куда на самом деле еду — не спрашиваешь? — прищурился мужчина. Генка хмыкнул:

— Ты ж всё равно не скажешь.

— Понимающий сын вырос, — похвалил офицер.  — Ну а ты что делать собираешься? У тебя девчонкато есть хоть?

— Кому я с таким отцом нужен? — отомстил Генка.  — Ни мерседеса, ни виллы на Канарах, одни награды, в которых девчонки не разбираются… Я в гейклуб запишусь, во.

— Запишись, — согласился любящий отец.  — Платят всяко больше, чем офицеру. Можешь даже открыть гейклуб. У меня вот две недели назад один летёха аж элитный открыл. Они там, правда, заперлись и не пускали, но он всё равно открыл, потом бил долго… Оштрафовали за хулиганку…

— Ладно, — Генка засмеялся.  — Пап… ну никак нельзя, чтобы…

— Нельзя, Ген, — Тихонинстарший взъерошли волосы сына. Тот улыбнулся и вдруг спросил:

— Па. Кому это нужно? Сколько раз тебя подставляли… И таких, как ты… Когда выгодно — вы герои, а потом…  — он вздохнул.