Работа на лето

— Очень личное в войне. Слова Розенбаума, музыки нету… Вот.

Вряд ли стоит мне вам объяснять,
Что такое для меня и для моих друзей
Война.
Всё равно не сможете понять,
Если не испита чаша полная её
До дна…  

— мальчишка подыгрывал себе, склонив голову на бок и глядя в пол, стараясь петь "под Розенбаума", но съезжая на свой собственный дискант, только чуть приглушённый:

— Вряд ли стоит мне вас укорять
В том, что пальцем своим чистым тычете всех нас
В дерьмо.
Никогда не сможете понять,
Что такое заходить живым
К убитому домой.
Вряд ли стоит мне вам предлагать
Не смотреть с усмешкой на одетый парнем дома
Камуфляж.
Никогда не сможете понять,
Как горит, идя к земле свечою, ИЛ,
В котором дембеля.
Вряд ли стоит протирать лады,
Чтоб вы поняли жару, в которую с ума
Сбежал
Отгонявший от отравленной воды
Огнемётом своих собственных солдат
Сержант! 
— Генка мотнулся, ударил по струнам…
— Крикну братьям
Мёртвым или живым:
"Братья, хватит! Это были не мы!!!
Братья, хватит! Это были не мы… "
Вряд ли стоит говорить о том,
Что вам кажется таким неблагородным делом
Месть!
Но попробуйте сдержать свой стон
Заглянуть в ведро с кусками друга
И простить суметь…
Вряд ли стоит мне просить за тех,
Кто по вашей милости у Бога
Получил отказ.
Никогда вам не понять тех стен,
На которых по ночам бессонным
Плачут сотни глаз…  

— Вячеслав Петрович слушал молча, откинувшись на спинку кресла и глядя на мальчишку немигающими глазами. А Генка пел:

— Вряд ли стоит мне вас убеждать,
Что неправильно живёте — во грехе живёте
Вы!
Всё равно не сможете понять,
Как порой приятно перед боем
Покурить "травы".
Крикну братьям
Мёртвым или живым:
"Братья, хватит! Это были не мы!!!
Братья, хватит! Это были не мы… "
И вряд ли кемто мне права даны
В этой песне рассказать всё то,
Что знаю только я.
Никогда вам не понять луны
Той, что смотрит мне в лицо
Из кровью сытого
ручья… Вот и вся песня…  

— Генка взглянул на писателя и вдруг смутился.  — Вы извините… пожалуйста. Но мне просто обидно. Вы такой хороший человек… и умный… но… но такой глупый… Ой! Извините… Я ведь, повашему, тоже отрицательный герой. Типа Пташки из "Полян, где танцуют скворешни", только мелкий. Пока.

— Ты и это читал? — усмехнулся писатель, принимая гитару.

— Я говорил, я много читаю…

— Мда, — Кропилин погладил пальцами гриф и непонятно сказал:

— Конференция четырёх держав. (1) — Но ты всётаки не считаешь меня совсем уж бездарным?

— Я?! — Генка вытаращил глаза.  — Да что вы… Правда, вы, помоему, гений. Ну а как распоряжаться своим талантом — каждый ведь сам решает.

Теперь уже вытаращился сам Кропилин. И захохотал — так, что заколыхался живот, искренне и весело. Генка растерянно улыбался, потом тоже начал смеяться. И всё ещё смеялся, когда писатель сказал серьёзно:

— Да, ты много читаешь… Ну а какая моя книга тебе больше всего нравится? Назови, для меня это очень важно.

Генка честно задумался. Потом решительно сказал:

— "Мальчишка с клинком. "

— Ого, — Кропилин покачал головой.  — Но она же совсем старая.

— Ну и что? — Генка пожал плечами.  — Она про вечное.

— Погоди, я сейчас, — Вячеслав Петрович грузно поднялся и вышел, унося гитару в соседнюю комнату. Он вернулся минуты через неся в руке тоже свежеизданную книжку и ручку.  — У меня с собой как раз есть экземпляр, я встречался со школьниками в Новгороде по дороге сюда…  — он раскрыл первый форзац и спросил: — Тебя как зовут? — Генка замялся.  — Ну и ладно…  — черкнув несколько строк, он протянул книгу мальчишке.  — Держи. Дарю.

1.  Писатель имеет в виду один из рассказов Дж. Р. Киплинга. Фабула рассказа — случайная встреча в гостиничном номере прославленного писателя — сноба и пацифиста — с четырьмя юношами, офицерами английских колониальных войск, в ходе разговора с которыми писатель проникается уважением и даже завистью к отважным и прямым "людям дела", которых раньше сожалеюще презирал.

Чёрной гелевой пастой на белом листе было написано:

Мальчишке с "береттой"

от хорошего глупого человека

В. П. Кропилина

как ни странно, с наилучшими пожеланиями.

И — размашистая подпись.

— Спасибо, — стеснённо сказал Генка.

— Давайка займёмся твоей ногой, наконец, — предложил писатель.

НОЧЬ НА ИВАНОВ ДЕНЬ. САМ ДЕНЬ. И НОЧЬ ПОСЛЕ.

— Давайка займёмся твоей ногой, — сказал врач, мягким нажимом укладывая Генку на кушетку. Клеёнка была холодной. Диман стоял возле дверей и смотрел на Генку непонятно.  — Так. Красиво, — оценил врач довольно спокойно.  — Подрался?

— Подрался, — замогильным голосом ответил Генка, пряча глаза от Димана.

— Бывает, — согласился врач и предложил: — Нука, закрой глаза и расслабься… А вы, Дмитрий, сию секунду покиньте помещение и ждите снаружи…

… —Давай рассказывай, — приказал Диман, легонько нахлёстывая запряжённого в беговушку коня. Генка, рассматривая колено под закатанной штаниной — оно приобрело почти нормальный цвет и форму — задумчиво сказал:

— Как он это делает?

— Это довольно просто, — нетерпеливо сказал Диман.  — Так что там случилось?

— А как у вас с рейдом на собачник? — поинтересовался Генка.

— О, это ещё та история была…  — оживился Диман, но осекся и сухо заметил: — Но сначала я всётаки хочу услышать, что там у тебя произошло. И?..

— Дай хоть расслабиться, прежде чем вы меня выгоните…  — обречённо буркнул Генка.  — В общем так. Вопервых, я шесть тысяч ваших денег потратил. Вовторых, ментов покалечил, когда от них убегал с похищенным оружием. Втретьих — троих братков завалил и в джипе сжёг, — Генка мельком удивился, что при отчётливом воспоминании об этом не испытал ни страха, ни отвращения.  — В четвёртых и в пятых — знаменитого писателя дураком назвал. Что в шестых — я не помню, хотя наверняка что-то было… С чего начинать?

— Начни попорядку, — предложил Диман нейтральным тоном…

… —Вот и всё, — закончил Генка.  — Мне когда собираться? Или вы меня утопите, чтобы я ничего не разгласил? Ладно, я согласен…

Диман, сидя боком, внимательно слушал Генку. Предоставленный сам себе конь давно остановился, с хрустом и пофыркиваньем жевал траву у чьегото забора.

— Ну что ж, — Диман вздохнул.  — Как ты сам говорил — это форс-мажор. Ты действовал по обстоятельствам.

— А?..  — Генка удивлённо уставился на командира. А тот, выпрыгнув на траву, потянулся и добавил:

— Более того — ты действовал достойно. Как человек.

— А деньги?! — выпалил Генка. Диман усмехнулся:

— А насчёт денег тебя будет грызть Тонида. Но не долго, она же не дура. Пошли денежки на святое дело — то есть, куда и должны были… Так, давай я тебя до дома отвезу, отдохнёшь как следует перед будущими подвигами. И особенно перед завтрашним днём… Ннны!

— А что будет завтра днём?! — насторожился Генка.

— Завтра, мой юный и необразованный друг — Иван Купала, — важно сказал Диман, — и в частности множество мероприятий днём, купальская ночь, а послезавтра — общие манёвры подразделений самообороны.

— Манёвры? — сегодня для Генки был вечер вопросов.  — Настоящие? В смысле, и взрослые тоеж?

— В основном взрослые, — поправил Диман. Генка удивился:

— Они что, тоже… ну, в войну играют?

— Играют в войну в российской армии, когда показывают спектакли о борьбе с международными террористами, — заметил Диман, — а наши готовятся обороняться…