— А что с ним не так? Почему нельзя его там оставлять? — спросил Ранх-ба., - Все из-за того, что он сидел в тюрьме?
— Не только, — подумав, ответил Ев-Ган — Пату, брат Великого Магистра.
Мы ахнули, а Ши оставалась грустной, словно эта новость её не тронула.
— Мы придем в Тьйарко-Сиэт, — продолжал Ев-Ган — я сообщу обо всем Магистру и сразу же отправлюсь за Ма-Киар и его невестой.
— А Пату? — устало спросила Ши.
— Мы пойдем за ним, — веско сказал Ранх-ба.
— Кто "мы"? — спросила Ши.
— Я и Сиэт-ту, — просто ответил Ранх-ба.
Я кивнула, хотя поворот событий для меня был неожиданный.
— Я с вами, — воскликнула Ши.
— Давайте поспим, встанем на рассвете и пойдем. Идти будем долго, и остановимся только ночью, когда невозможно будет ориентироваться по звездам. День будет тяжелый, — заговорил Ев-Ган, — подкинем хворосту в костер и шишек для дыма, чтобы волки и другие звери не беспокоили нас, и будем спать.
Пока мужчины занимались костром, я подсела к Ши:
— Милая, Ши, прости меня, начала я.
— За что, Лаа? За то, что ты не уговорила Пату? Здесь нет твоей вины, он всегда был упрямым, словно баран. Он все решил заранее. Видимо в тюрьме или при побеге, случилось что-то, что заставило его так поступить.
Я обняла подругу.
— Не думай об этом, Ши. Мы найдем его и убедим. Силком тоже нельзя его волочить вон из Города.
— Тогда зачем он бежал до ворот?
— Он хотел увидеть тебя, Ши. Если я и Ранх-ба предпочитаем бежать в неизвестность от опасности, то Пату нет. Он мужественный человек…
— Лучше бы он был таким как вы, — перебила меня Ши.
— Он таков, какой есть. Другого брата у тебя не будет, да и стала бы ты его любить, если бы он был другим? Мы трусы, Ши. А он. Он мужественный человек.
— Зачем такое мужество? Если он причиняет боль и ему и другим? — злилась Ши.
— Довольно трепаться, — прервал нас Ранх-ба, — пора спать.
Мы улеглись вчетверо у костра. Я и Ши посередине. Ранх-ба чуть приобнял меня, я не сопротивлялась, так мы и уснули.
Часть II Чэно-Куа (Черный город)
Уединение нужно искать в больших городах.
Декарт.
Сцена 4: Лес
Я проснулась от резкого света. Он был не мягкий и жаркий, как от костра, а резкий, яркий и ласково-теплый. Я открыла глаза и увидела перед собой лицо Ранх-ба — он мирно сопел, обняв меня.
Костер давно погас, трава была влажной, на деревьях и редких цветах лежали чудные лучи это прекрасного света. Я старалась найти его источник, но не могла.
Я встала и пошла в лес. Теперь я могла его рассмотреть и оценить по достоинству. Растения, которые росли там, я видела только в книгах, о некоторых, как, например, эти гордые, прямые деревья, я и понятия не имела.
Недалеко от лагеря я нашла кустики с черными ягодами. Чэно-Лика (черника) — догадалась я. Ягода эта была съедобной, в книгах было сказано, что она обладает прекрасными вкусовыми качествами и тонким ароматом. Я попробовала одну, вторую, третью. Я годы были божественно вкусны. Чэно-Лики было много. Я стала собирать её в ладонь, но скоро поняла, что это бесполезно.
Я сняла куртку и завязала ей рукава, стала собирать ягоду туда. Не знаю, сколько я так провела времени.
Я слышала, как запели несколько птичек, вороны летали с дерева на дерево.
Меня стали звать. Я подхватила куртку и пришла на место лагеря. Я положила куртку у дерева и радостно обняла друзей по очереди.
Ев-Ган рассматривал мою добычу.
— Набрала Фио-Лики?
— Это Чэно-Лика, — поправила я.
— Она не черного, а фиолетового цвета на самом деле, — наставительно заметил Ев-Ган, — покажи язык.
— Не понимаю, зачем? — удивилась я.
— Ну, высунь язык, — попросил Ев-Ган.
Я как могла дальше высунула язык. Ев-Ган и Ранх-ба покатились со смеху, даже Ши, выглядевшая хмуро и грустно, улыбнулась.
— Хорошо, насмешники, — сказала я, — с вами я потом разберусь. Но если Ши это немного развлечет, я готова ходить так весь день.
— За весь день я от смеха порвусь, — сквозь гоготанье сказал Ранх-ба.
— А чего такого с моим языком?
— Ничего особенного. Но цвет — специфический, — пояснила Ши.
— Посмотрим, какой цвет у вас будет, — заметила я.
Так как ничего больше не было, пришлось, есть ягоды. Но того, что я принесла, оказалось не достаточно. Мы пошли на поляну.
Когда мы окончили трапезу, пришла моя очередь веселиться: весь рот Ранх-ба был нежно-сиреневого цвета, губы Ши стали ярко фиолетовыми. Только Ев-Ган был чист, но язык показать отказался. На мгновение я представила себя с темно-фиолетовым языком, высунутым наружу, и засмеялась ещё веселее.