Когда я очнулась, на месте стоянки был разведен костер, на импровизированном вертеле жарились четыре маленькие птички. У костра сидели Ев-Ган и Ранх-ба, Ши не было.
Я пошевелилась — ребята подошли ко мне.
— Где Ши? — слабо спросила я.
— Она нам все рассказала, — начал Ев-Ган.
— Где она? — перебила я.
— Пошла за водой, Здесь совсем рядом оказался родник, — пояснил Ранх-ба, — как ты себя чувствуешь?
— Пока не знаю, но все-таки лучше, чем с медведицей тогда, — пыталась шутить я.
— Я не ожидал Сиэт-ту. Неужели ты мне поверила? — спросил Ев-Ган.
— У меня не было выбора, пришлось проверять на практике.
— Все шутишь, — сказал Ев-Ган и подмигнул мне, — А мы вот тут рябчиков наловили. Разделывали их, как раз когда Ши тебя притащила. Мы спохватились. Ши нам все рассказала, и ушла за водой, а тут и ты проснулась, мы не стали тебя будить.
— Эй, трубадур, у тебя рябчики подгорают, — перебил Ев-Га Ранх-ба.
Ев-Ган подкинулся и бросился к рябчикам, но с ними все было в порядке, поняв уловку, он не стал возвращаться к нам.
Ранх-ба смотрел на меня сердито и осуждающе.
— Сиэт-Лаа-Н, — начал он родительским тоном, — ты сумасшедшая, стоять перед медведем…
— Медведицей, — поправила я.
— Какая разница, — злился он, — меряться у кого нервы крепче со зверем, это как? Хорошо, что зверь оказался слабее. А то бы… я себе представить боюсь. Ты же и Ши подвергала опасности!
Я улыбнулась.
— Не надо отчитывать меня как неразумное дитя. Я знала, что делаю. Она бы догнала и убила нас. Или ты думаешь, что смог бы противопоставить свой нож огромной сильной лапе? — выразительно посмотрев на Ранх-ба, сказала я.
— Этот нож всегда со мной, и он смог бы защитить вас. Зачем ты это сделала?
— Так учил меня Ев-Ган. Грозы отстали от нас только благодаря ему, — спокойно отвечала я. Глаза Ранх-ба темнели, это говорило о скором приступе гнева.
— О да, Сиэт-Лаа-Н-га, ты неразумное дитя, — тихо сказал он. Он хотел что-то сказать ещё, но не стал. Я не настаивала.
— Выяснили отношения? — спросил Ев-Ган, — подкрепимся немного и пойдем. Впереди ещё сутки перехода.
Он сел рядом с нами.
— Что теперь ты думаешь? — спросил Ев-Ган у меня.
— Думаю, что поступила правильно, но всем и каждому доверять не стоит! — ответила я.
Ев-Ган улыбнулся и посмотрел на меня и Ранх-ба:
— Вы не Тьйарко-Сиэтцы, а жаль!
— Нас могут выгнать? — переполошилась я.
Вернулась Ши и подсела к нам.
— Нет, если вы сами того не захотите. Вы ведь не люди города, — загадочно улыбнулся Ев-Ган, — вы, как и я! Леко-И-Вес-Та, люди-из-ниоткуда. У нас в Тьйарко-Сиэт таких людей зовут Лэко-Ев-Ган — люди-любимцы-богов. У вас в Э-Ма-Куа — Леко-Ган, — люди-боги.
— Хватит пудрить нам мозги, — вскочил Ранх-ба.
— Тише — осадила я его.
— Никто не знает, откуда мы. Я считаю своей родиной Тьйарко-Сиэт, а вы — Э-Ма-Куа, но суть одна. Меня подкинули к дверям дома Великого Магистра. Там сразу сообразили, что к чему, да так и назвали — Ев-Ган-ранх.
К вам ваши родители никогда не питали особой любви. Рожденные в Э-Ма-Куа рано или поздно становятся Чэно-Леко, рожденных в другом месте ожидает другая судьба.
— Что за чепуху ты мелешь? — накинулся на Ев-Га Ранх-ба, — сначала придумал, что Ши-ранх брат Великого Магистра, теперь то, что мы трое Леко-И-Вес-Та. Все-то ты знаешь, все ведаешь. Почему же мы ничего не знаем?
— Мне повезло больше, — философски ответил Ев-Ган, — чувства мои не столь чисты как у других, но познания из книг мне ещё никогда не изменяли. Или ты станешь отрицать, что порой чувствуешь других как себя, их мысли, чувства, желания, — в упор глядя на Ранх-ба, говорил Ев-Ган.
— Хватит, — мрачно отрезал Ранх-ба и пошел к рябчикам.
Мы поели. Рябчики оказались суховаты и пресны, у нас не было ни соли, ни специй, ни масла или хотя бы молока. Мяса на костях было немного, но оно было, и уже на этом можно было сказать птичкам спасибо. Поев, мы затушили костер, закопали кости птиц и двинулись в путь.
Лес по-прежнему был сам по себе, но меня он теперь не волновал.
"Почему я никогда не слышала о Леко-И-Вес-Та", — спросила я себя.
— Почему я никогда ничего не слышал о Леко-И-Вес-Та, — тихо спросил Ранх-ба у меня.
— Что же ты мог слышать о том, чего никто не знает?
— Я сомневаюсь. Всю свою жизнь я чувствовал себя чужим. От меня никто никогда не скрывал, что я найденыш.
— Мне об этом никто ничего не говорил. Я не была похожа на своих сестер, но это же ещё не повод отделять себя от семьи. Другой семьи у меня нет, и не будет. Меня пугает другое.