— Нет, я не надеялась, что ты оглохнешь, — сказала я, протягивая руку, чтобы потрогать его лоб. Ранх-ба перехватил мою руку и сильно сжал.
— Я убью тебя. Его я не трону.
Я испугалась не на шутку, но виду не показала и ответила, улыбнувшись:
— Ты сможешь с этим жить?
— Я убивал "стражей" в Э-Ма-Куа, и убить тебя не составит труда.
— Тем более что сопротивляться я не стану, — спокойно продолжила я.
Ранх-ба удивленно посмотрел на меня.
— Значит все правда?
— ЧТО есть правда? — спросила я, — Я не буду тебе сопротивляться, что бы ты знал, что я ни в чем перед тобой не виновата, и умираю только по одной твоей прихоти, — ответила я.
Ранх-ба смотрел на меня сначала с недоверием, потом испугался. Я вырвала свою руку и коснулась его лба, он горел.
Он отнял мою руку ото лба и взял в свою, поцеловал и сказал:
— Если я потеряю тебя, я умру.
— Не говори так, — я поднесла палец к его губам.
— Прости меня, я сорвался, — сказал Ранх-ба.
— Я и не думала обижаться. Магистру я сказала те слова, в которых он нуждался. Между нами ничего нет и быть не может.
— Он от тебя не этих слов ждал, — подмигнул мне Ранх-ба. Меня передернуло.
— Я напугал тебя?
— Нет, — не сразу ответила я, — У тебя руки горячие, даже слишком. Температура поднимается.
Я потрогала губами лоб, но Ранх-ба перехватил меня за затылок и поцеловал, крепко, как любил всегда это делать.
— Скоро ночь, попытайся поспать, сон хорошее лекарство, — сказала я высвобождаясь.
— Прости меня ещё раз.
Я улыбнулась и коснулась губами его губ:
— Сделаем вид, что разговора вообще не было. Спи, родной, твой сон буду хранить я.
Ранх-ба довольно улыбнулся и сказал:
— Тебе самой нужен отдых. У тебя черные круги под глазами.
— Молчи, — засмеялась я, — скоро должны принести еду.
Минуты через три вошла Ма-Ши, за ней семенили три девицы с подносами.
Разбудили Ев-Ган. Пришлось заставить его поесть. С уговорами и прибаутками трубадура удалось накормить. Ши сделали какой-то укол.
Ев-Ган уже не спал, а лежал, глядя на рыжие лучи солнца, косо лежащие на полу.
Ранх-ба после еды сразу же заснул.
— Ши восстанавливается очень быстро. Она спит. На укол, правда, отреагировала посредственно. Но с утра попытаемся её разбудить, — шепнула мне Ма-Ши, — последи за Ев-Ган, чтобы он опять чего-нибудь не натворил.
— Я полежу, милая, Ма-Ши, иди.
— Может, ляжешь спать?
— Нет, я ещё посижу немного, может, удастся поговорить с ним.
Ма-Ши посмотрела на меня, потом распрощалась и вышла.
Темнело. Я подошла к постели Ев-Ган и тихо позвала его. Он не откликнулся, хотя прекрасно меня слышал.
Вошли Ни-Кит и тот, кого он звал Ро-Мео, они принесли кушетку. Следом за ними вошел Магистр.
— Сиэт-ту, у нас сейчас очень холодные ночи. Возьми, тебе понадобится, — сказал он, протягивая мне сверток.
Я развернула его. Там лежала вязаная шерстяная шаль.
— Спасибо, — сказала я, — у нас в городе таких вещей никогда не было.
Магистр улыбнулся.
— Я покажу, как её носить. Просто накинь её на плечи.
Магистр взял у меня из рук шаль, накинул мне её на плечи и слегка приобнял.
— Спасибо, — еще раз улыбнулась я, и осторожно попыталась высвободиться.
Он кивнул, но не двигался.
— Ты очень добр ко мне, но я думаю мне надо немного отдохнуть.
Я мягко высвободилась и отошла к стеклянной стене, сквозь которую был виден черный лес.
Я посижу с тобой, если ты не против? — садясь на пол, спросил магистр.
— Не против, не глядя на него, — сказала я.
Из-за леса вставала луна, огромная, красновато-золотая. Я сняла очки, этот свет меня не беспокоил. Луна тем временем запустила свои лучи на террасу, лизнула лицо Магистра и легла на лица больных, от чего те стали похожи на восковые фигуры.
— Тебе нравится эта стеклянная стена? — спросил Магистр.
— Да, необычно, с одной стороны я будто в лесу, а с другой я в доме.
— Это придумка Ма-Ши, она вообще в нашем доме много чего переделала, с её появлением стало как-то уютнее, — сказал Магистр, — Ты так всю ночь будешь стоять?
— Нет, — отвечала я, — немного полюбуюсь на звезды, и ещё попробую поговорить с Ев-Ган, он очень меня беспокоит.
— С ним все в порядке. Мы выросли вместе, я знаю его как самого себя. Он всегда был неудачлив в любовных делах. В юношестве он влюбился в дочь лавочника. Девица была загляденье: рыжая, зеленоглазая, легкая, да только на язык больно острая. Вот и дала она ему от ворот поворот. Он месяц после этого из дома не выходил.