— Поздно вечером в воскресенье.
— Вы больше не виделись с Бритт?
— Нет.
— И никак с ней не контактировали?
— Никак.
— Напомните мне, что вы делали в четверг, восемнадцатого октября 1990 года, в тот самый вечер, который стал для Бритт Стрэнд последним?
— Конец дня я провел в компании своей приятельницы.
— Это та самая молодая женщина, которая вскоре умерла от менингита?
— Верно. Она жила…
— Это мы знаем, сэр! — тон Даймонда был предельно жестким. Опасность состояла в том, что от этого допрашиваемый мог впасть в ступор. — Ваши прежние показания нам хорошо известны, и мы здесь не для того, чтобы выслушивать их снова. Мы знаем, что у вас было стопроцентное алиби. Четыре года назад вы заявили, что в тот вечер, когда произошло убийство, находились в квартире на Уолкот‑стрит, у своей знакомой. Как, кстати, ее звали?
— Келли Маклюр.
— Кто‑нибудь еще сумеет подтвердить ваши показания?
— Я еще тогда, четыре года назад, сказал вам — никто.
— Очень жаль. Я делаю для вас все, что могу. Вы предоставили мне чрезвычайно важную информацию, которая оказалась точной. Поэтому я даю вам шанс выпутаться из этой истории.
— Какая информация? — удивился Мартин, полагая, что Даймонд решил сменить тактику и атаковать с какого‑то другого направления.
— Вы сообщили, что владелец квартиры, в которой жила Бритт, домогался ее, дарил ей подарки и так далее. Я все проверил — оказалось, что это правда. Вероятно, вы хорошо умели слушать Бритт, если она была с вами настолько откровенна.
— С ее стороны это был всего лишь способ намекнуть мне, чтобы я держался от нее подальше. Когда Бритт рассказала мне о домогательствах хозяина, она весьма нелицеприятно высказалась о мужчинах в целом.
— Кроме того, вы навели нас на еще одного мужчину, с кем Бритт общалась, — бродягу по прозвищу Вэ Бэ.
— Он не был ее любовником. Она его просто использовала.
— Это Бритт вам так сказала?
— Не прямо. Но она дала это понять достаточно ясно. — Маркус Мартин стал гораздо более словоохотливым, сообразив, что Даймонда в первую очередь интересует не он, а кто‑то другой. — Бритт была прекрасным журналистом, профессионалом, а это подразумевает умение налаживать контакты. Она писала статью о городских бродягах.
— Это мне известно. Вы уверены, что Бритт не играла в те же игры с вами?
— В какие игры? — нахмурился Мартин.
И Даймонд озвучил версию, которой он еще не успел поделиться с Джули — по той простой причине, что она пришла ему в голову несколько минут назад.
— Вы сами только что сказали, — пояснил он. — Может, с вами Бритт тоже устанавливала контакт?
— И что же такого интересного я мог ей сообщить?
— Мистер Мартин, конкур, то есть преодоление препятствий верхом на лошади, считается элитным видом спорта. Глянцевые журналы, для которых писала Бритт, наверняка публикуют материалы, посвященные данной теме. Она и сама ездила верхом. Возможно, Бритт следила за карьерой известных спортсменов международного уровня. В профессиональном спорте нередко возникают скандалы, поэтому вы могли стать для Бритт ценным источником информации.
— Вы действительно так считаете? — усмехнулся Мартин.
Даймонд решил наудачу копнуть поглубже, хотя с миром лошадей и конного спорта был незнаком:
— Взять, например, лошадиный допинг. Как называется обезболивающий препарат, который вводят животным, принимающим участие в соревнованиях? Кажется, бют?
— Это уже вчерашний день, — заявил Мартин.
Даймонда, однако, это не смутило:
— Впрочем, для гламурных журналов главное — не животные, а люди. Наверняка в вашем виде спорта существует множество конфликтов и интриг. Уверен, вы можете рассказать об этом много интересного.
— Если бы я хоть раз сделал нечто подобное, меня бы вышвырнули вон из нашего профессионального сообщества. Я бы не стал рисковать своей спортивной карьерой!
— Если Бритт могла подвергнуть вашу карьеру риску, значит, у вас имелся мотив для убийства.
— Что?
— Предположим, что вы раскрыли ей кое‑какие грязные тайны, а затем пожалели об этом, вернулись и заставили Бритт замолчать навсегда.
— Нет же! — Мартин ударил кулаком по спинке переднего сиденья. — Я рассказал вам правду. Бритт не интересовали ни я, ни моя карьера. Она просто приходила ко мне, чтобы тренироваться. Да, мне она нравилась, я несколько раз подвозил ее домой, но Бритт четко и ясно дала мне понять, что будет лучше, если я оставлю ее в покое.
Сгущались сумерки. Для октября это было закономерно. Все машины разъехались, за ислючением «Лендровера», который, вероятно, принадлежал Маркусу Мартину. А выяснить у него что‑либо существенное Даймонду так и не удалось. Сделав над собой усилие, Питер принялся забрасывать сеть еще раз: