Он помог Саманте ослабить веревку, стягивавшую ее лодыжки.
— И что бы я, по‑вашему, стала делать, если бы вы меня совсем развязали? — произнесла она. — Попыталась сбежать? Но ведь босиком далеко не убежишь, разве не так?
Маунтджой снова промолчал. Распахнув дверь туалета, он, придерживая ее ногой, остался стоять рядом со входом, чтобы Саманта не вздумала закрыться. По его мнению, дом‑прицеп, в котором они находились, идеально подходил для реализации плана. Условия здесь были вполне сносными. У него вовсе не было желания без необходимости заставлять Саманту ощущать дискомфорт, не говоря уже о физических страданиях. Маунтджой, однако, не ожидал, что его пленница будет настолько тяжело воспринимать ограничение ее в движениях.
Выйдя из туалета, она, как и ожидал Маунтджой, спросила:
— Сколько еще все это будет продолжаться?
— Трудно сказать.
— Это зависит от моего отца?
— Я бы и сам хотел, чтобы все закончилось поскорее.
— Но вам, вероятно, нужно, чтобы все завершилось так, как вы задумали.
— Разумеется.
Саманта немного помолчала, а затем продолжила:
— Знаете, когда‑то я даже мечтала о том, чтобы меня похитили. Но это должен был быть мужчина, похожий на Харрисона Форда. Да и вообще я представляла это совсем иначе. Не предполагала, что мне будет холодно, что я буду мечтать переодеться в чистую одежду и съесть что‑нибудь горячее. Оказывается, заложница — это мерзко и унизительно. Вы говорили с моим отцом по телефону?
— Нет.
— А как же вы с ним тогда связываетесь? По почте? Как он узнает, что меня похитили?
— Не волнуйтесь, у меня все под контролем.
— Вы отправили ему послание с кем‑то другим?
— Примерно так.
— Вы уверены, что оно до него дошло?
— Да.
— А что будет, если мои родители не согласятся выполнять ваши требования? Что, если вы запросили за меня слишком большой выкуп?
— Я не понял, вы хотите бутерброд с ветчиной или нет?
— Я уже говорила, что хочу. Просто вы меня не слушаете. Или вы хотите сказать, что для того, чтобы вы меня покормили, я должна прекратить задавать вопросы? Между прочим, я могу сама сделать себе бутерброд, если вы позволите.
В кухню Маунтджой ее не пустил. Приказал ей вернуться на кровать. Пока он связывал ей лодыжки, она достала из кармана расческу и принялась приводить в порядок волосы.
— Как долго вы носите эту прическу? — поинтересовался Маунтджой.
— Месяцев шесть. Я чувствую, что волосы стали жесткими. Их надо помыть с шампунем.
— Смотрятся они неплохо.
— Они сальные и спутанные. Знаете, как это неприятно?
— Они у вас от природы такие?
— Конечно, нет. Чтобы сделать подобную завивку, парикмахеру требуется очень много времени.
— Я имею в виду цвет.
— Да. Такой уж я родилась. Раньше ненавидела свои волосы. Из‑за них меня в детстве дразнили. С рыжими всегда так.
— Если вы хотите быть похожей на других, зачем же сделали такую прическу?
— Я больше не ребенок. Давно поняла — это хорошо, когда тебя замечают.
— Например, мужчины?
Саманта покраснела и пристально посмотрела в лицо Маунтджою. Она уже почти перестала думать об угрозе сексуального насилия. Однако последний вопрос похитителя заставил ее осознать, что она, возможно, поторопилась.
— Я хотела сказать, что это хорошо, когда тебя замечают как музыканта, — пояснила она. — В последнее время классика становится все более популярной и успешно конкурирует с поп‑музыкой. В этой ситуации важную роль играет не только талант, но и внешность исполнителя. И я постаралась сделать так, чтобы моя внешность привлекала внимание.
— Что ж, вам это удалось, — небрежно заметил Маунтджой, надеясь, что его тон успокоит Саманту. — Во всяком случае, бутерброд вы получите.
Положить ломоть ветчины между двух кусков хлеба было нехитрым делом. Ни масла, ни майонеза у Маунтджоя не было. Саманта продолжала причесываться и приводить себя в порядок. Маунтджой невольно отметил, что она похожа на умывающуюся кошку.
— А что будет, когда у вас закончатся деньги? — поинтересовалась Саманта. — Мне кажется, вы уже потратили бо́льшую их часть.
Маунтджой промолчал.
— Боюсь, вам придется взять мою скрипку и отправиться на улицу, чтобы хоть что‑нибудь заработать. Умеете играть на скрипке? Если нет, то я дам вам несколько уроков. Заодно скоротаем время.
Маунтджой протянул ей бутерброд на тарелке и спросил, не хочет ли она еще чаю.