Выбрать главу

-- Витаешь в облаках? - Риша-ри присела за столик напротив меня и с интересом изучала мое лицо. - Вот смотрю я на тебя и не понимаю. Как ты вот такая умная, степенная и вообще довольно сдержанная ведьма умудрилась выскочить замуж за эльфа еще и полным браком?

-- Дорогая, я не всегда такой была. Мне было всего лишь двадцать пять когда на горизонте появился Рен со своими ухаживаниями. Вот ты бы устояла перед таким соблазном в юности?

-- Вряд ли, тут ты права. Ну а сейчас то, чего не возьмешь его за рога и не поимеешь свое? - у орков все просто. Поженились, не хай по чужим шастать, а то и сковородой по голове отхватить можешь. Да в основном у них женщины послушны мужчинам, но не в этом отношении. Измены порицаются.

-- Ну тут скорее у меня рога, а не у него. Я, Риша-ри, до сих пор невинна как подснежник. - усмехнулась неверию подруги. - В первую брачную ночь, меня одолело жуткая сонливость. Вот только организм ведьм быстро переваривает любую гадость, даже приготовленную лучшими эльфийскими зельеварами. Вот и очнулась я посреди ночи в свадебном платье одна. Решила посмотреть чем муж мой любимый занимается. Он в это время обмывал свой выигрыш с братом и друзьями. Я была выбрана в качестве...даже не знаю как это назвать-то. В общем они поспорили на трон очарует ли меня Рен или нет. Он же старший, но примерять на себя венец категорически не хотел. Вот и вышло, что вышло. Тогда...тогда он громогласно жаловался на то, как сильно его достало мое ослиное упрямство, что я не красавица и дура раз столько ломалась...в общем, дорогая, я тогда услышала о себе много интересного.

-- Обиделась? - орчанка прищурилась и улыбаясь смотрела на меня. Я тоже улыбнулась.

-- Не без этого. Вот только папочка воспитывал меня строго. Никаких истерик не было, и показательных выступлений тоже. Я решила подождать, попытаться понравиться собственному мужу. Показать что я достойна его...да наверное именно достойна. Вот только через месяц, после того как он ни разу даже не притронулся ко мне, я узнала что у него есть три любовницы, которых он намеревался сделать младшими женами. Но вот какая заковырка, без моего согласия он этого сделать не мог. И вот тогда я разозлилась. Точнее не так. Я проплакала всю ночь, когда узнала об измене, а вот разозлилась я когда эти девушки пришли ко мне втроем. Они поставили меня перед фактом, что я тут таракан, а они птички и поэтому если хочу хотя бы когда-нибудь познать мужскую ласку, то должна их во всем слушаться и возможно они намекнут муженьку, что нельзя вот так игнорировать старшую жену.

-- Они хоть живы остались?

-- Да что им сделается! Отрастили космы потом. Я же собрала вещички и махнув рукой на последок скрылась. Вот только тогда не знала, что теперь буду жить долго. Переезжала с места на место, избегала встреч с мужем, давила в себе все чувства...страдала, потому что любила козла! - выдохнула и поняла, что ничего не прошло. Не прекратилось, все так же больно вспоминать то время, все так же неприятно видеть превосходство в женских глазах. И все так же хочется ощутить на себя теплый ласковый взгляд когда-то любимых глаз. - Эх, молодая была, глупая. - улыбнулась печально, с тихим вздохом подняла глаза от белой скатерти к лицу подруги и закаменела рассмотрев за ней того, о ком говорила. Снова холод, снова даже нескрываемая брезгливость, и снова колющее как кинжал превосходство.

-- Печально. Шари...

-- Elso`uro non sherin`eh Livenrell ille muro`i ono stada! - я...я так не хотела этого делать! Душа, вновь разбуженная, сопротивлялась, рвалась, кричала, а губы четко и громко произносили слова отречения. Слова которые давали нам двоим свободу. Старые, поведанные мне древней Жрицей в Храме Всех Богов. Именно из-за них я все еще оставалась невинной. Ибо лишь в этом случае можно было разорвать узы полного брака и разделить жизни. Вся боль при этом достается произнесшему древнюю, запретную фразу. Больно было, но не так, как от его взгляда. Татуировка на запястье вновь обратилась браслетом, оставляя на коже незаживающий ожог. С тихим щелчком раскрылся замочек. Из последних сил, легко улыбаясь, встала и вышла, оставив тонкую полоску золота вызывающе сверкать на белоснежной скатерти. - Вот теперь все.

Дверь в мои покои закрылась с оглушительным грохотом. Хотя нет, это мне так кажется. Звуки причиняют боль, касание прохладного и мягкого покрывала превратилось в скольжение наждаком по оголенному нерву, собственное дыхание оглушает. И только сердце бьется, пусть испуганной пташкой, пусть стараясь прорваться сквозь прутья-ребра наружу, но все еще бьется, как и почти тысячелетие до этого. Снова зарастут раны, образуя уродливые рубцы, их не видно, но кажется их становится слишком много. Потолок расплывается, узор сливается в непонятное уродливое пятно. Интересно моя душа теперь такая же? Уродливая, пережеванная, втоптанная в грязь, впитавшая ее и свалявшаяся склизким противным комком полным боли, неудач и умерших желаний.