Правда, пятнадцать лет назад у него тоже был шанс на безбедное будущее. Вместе со своим другом по учебе, ударником Эриком, они образовали дуэт и назвали его – «Бревис», что означает – длительность, равная двум целым нотам. Они сочиняли и исполняли экспериментальный джаз и так называемую конкретную музыку. Как и многие романтики девятнадцатого и авангардисты двадцатого веков они пришли к заключению, что традиционный музыкальный язык уже давно достиг завершенности и этот тупик должен быть преодолен. Они хотели вернуться в стихию шума и интегрировать ее в сложившийся музыкальный язык. Они вдохновлялись трудами художника-авангардиста и практика оккультизма Луиджи Руссоло, который предрекал музыке слияние шума и звука. «Бревис» заимствовал идеи у русских футуристов, создавая симфонии заводских гудков или металлических листов с фортепиано. Их творчество сравнивали с произведениями Джона Кейджа и Пьера Шеффера. Они были джазовой спазм-бандой, которая помимо классических музыкальных инструментов использовала различное барахло. Ударно-шумовые тембры, совмещенные с привычными звуками, были основой их стиля.
Эмиль отвечал за мелодии и играл на всем, что имело клавиши. А Эрик обращался с ритмами как хотел, ломая их в самых неожиданных местах. Помимо барабанных палочек он использовал вязальные спицы, кулинарные венчики, унитазные ершики и многое другое. Парни превращали бессвязные звуки в стройные ритмические абстракции. Это было претенциозно и в то же время захватывающе. Зрелищно и музыкально.
В ученической среде о них говорили исключительно с придыханием. Если Эмиль и Эрик звали кого-то из студентов поучаствовать в студийной работе, это могло расцениваться как признание способностей приглашенного и являлось веским поводом для самоуважения. Играть с «Бревисом» считалось достижением.
Эрик и Эмиль практически все время проводили вместе, выискивая новые гармонии, звуки, ритмы и образы. Процесс настолько увлекал их, что сил на учебу уже не оставалось. И однажды им пришлось сделать выбор. Они предпочли работу.
К тому времени «Бревис» уже имел репутацию самого прогрессивного отечественного джазового коллектива. Многие зарубежные фестивали с радостью принимали бойкий дуэт на своих площадках. Эрик и Эмиль объездили со своей музыкой полмира и выпустили два студийных альбома. Выступали на многочисленных телевизионных шоу, посвященных джазу. Все шло как нельзя лучше. Ко всему прочему Эрик и Эмиль были друзьями. Это, к слову, необязательное условие для творческих объединений. Эрик любил повторять, что для возникновения музыки нужно не меньше двух звуков, намекая на то, что они с Эмилем дополняют друг друга. Эрик был загадочным, нелюдимым и немного мрачным типом. Он производил впечатление аутичного гения. Возможно, так оно и было. Никто, кроме Эмиля, не видел Эрика улыбающимся, потому что случалось это только в моменты их совместного творчества. Эрик искренне радовался, когда «Бревису» удавалось нащупать что-то, по их мнению, действительно стоящее.
Вся история «Бревиса» – это невероятное путешествие в мир музыки, которое вдобавок приносило деньги. Казалось, что все было на своих местах. Для двух чудаковатых друзей все имело смысл. Времянкин был счастлив.
Так продолжалось несколько лет. Пока в один ужасный день Эмилю не позвонила мама Эрика. Она сообщила, что ее сына больше нет. Полицейские обнаружили сумку с его документами на середине Крымского моста. Был также свидетель, который видел, как молодой человек, по описанию похожий на Эрика, бросился с парапета в реку.
Тело так и не нашли. Эрик словно растворился в холодных водах Москвы-реки. Нашли лишь его кожаную куртку, прибитую к берегу. В кармане куртки лежала записка. Она промокла, и буквы расплылись. В полиции предположили, что это предсмертное послание. Но разобрать что-либо было практически невозможно. Лишь по очертаниям первого слова угадывалось обращение к другу – Эмиль. Никто не понимал, почему Эрик сделал это, почему решил покончить со всем. Не было никаких видимых причин. Но…
Времянкин долгое время находился в подавленном состоянии. Позже он пытался воссоздать «Бревис» с другими музыкантами, но безуспешно. Единомышленника он так и не встретил, а бревиса, состоящего из одной целой ноты, не бывает. Это уже – семибревис, между прочим, одна из самых применяемых и важных длительностей в системе мензуральной нотации. Так или иначе, ни с бревисом, ни с семибревисом дело не пошло.