– Мы еще не вполне понимаем, как это использовать, но перед нами открываются огромные возможности. Вот прямо чувствую это.
– Перед нами? Я пока что вижу только сложности. Как мы все это скроем? Что люди подумают?
– Вот именно! Что они подумают? Это самое важное. Мои знания и опыт плюс милая детская рожица. Что им еще думать? Да они с ума сойдут. Я их завоюю. Они обожать меня будут. Только представь, маленький мальчик, развитый не по годам. Играю на фоно так, что морские царевны тают.
Времянкин посмотрел на свои руки.
– Кстати, надо будет проверить, как пальцы слушаются. У тебя есть инструмент?
– Ты знаешь, что нет.
– Черт! Почему у тебя нет инструмента? Нам нужен инструмент.
Эмиль постепенно заходился от видимых перспектив. Он спрыгнул со стула и начал прохаживаться по кухне. Замотанный в белую рубашку, он выглядел как миниатюрный римский патриций в тоге.
– Я должен вести жизнь обычного ребенка. Что они делают?
– Ходят в школу, гуляют.
– Отлично! Сегодня же идем в школу.
– Сегодня суббота.
– В понедельник идем в школу. Я сам поговорю с директором. Они решат, что я вундеркинд. Что, в общем-то, близко к истине. Я вундеркинд теперь. Ха-ха.
– Не спеши, вундеркинд. Допустим, одежду мы тебе подберем из старых вещей Родиона. Те, что ему малы, тебе как раз впору будут. Комната тоже есть. С голоду не умрем, я думаю. Где мы инструмент возьмем? Я столько не зарабатываю.
– Думаю, нам дадут все, что понадобится.
– Кто даст?
– Люди. У меня в голове начинает понемногу проясняться картина будущего. Перспективы высекают радужные флеры, дорогая моя Аленушка.
– Узнаю брата двадцатилетней давности. Тогда ты рассуждал примерно так же. Правда, ближе к тридцати годам наступил период разочарований, ты помнишь?
– О чем ты?
– О том, что ты это уже проходил. В другой молодости.
– Я был туп и самоуверен, хотел изменить мир. Плевал на систему, пренебрегал ею. Сейчас все будет иначе: я использую систему, чтобы взобраться на самый верх. Это нечестная игра, знаю, но я устал быть никем. Это шанс получить признание, а вместе с ним и свободу делать то, что мне хочется. Кстати, в другой молодости, как ты выразилась, я уже был близок к успеху. Если бы Эрик был жив… Тогда все пошло наперекосяк! Но ничего, теперь меня заметят.
– Почему ты так уверен в этом?
– Ну хорошо…
Эмиль осмотрелся. Его взгляд остановился на декоративной тарелке, висящей на стене.
– Вот! Тарелка. Красивая, качественная, но не более. Так?
– От нее большего и не требуется.
– А если я скажу тебе, что ее сделал ребенок?
– Ребенок?
– Да. Маленький ребенок своими маленькими ручками вылепил ее и разрисовал.
– А сколько лет ребенку?
– Ну, пусть будет семь лет.
– Я подумаю, что этот ребенок очень способный.
– Теперь ты понимаешь? Я умен не по годам и уверен в своих силах. У меня есть четкая цель – это успех. Моцарт играл с четырех лет, в пять начал сочинять. Я могу играть не хуже маленького Амадея, и сочинения у меня уже есть. И конкурировать мне придется с малолетними бездельниками. Пока они будут ковырять в носу, я буду бить показатели и влюблять в себя всех вокруг. Люди полюбят меня, вот увидишь. Меня ждет непрерывное крещендо!
– Значит, все это ради удовлетворения тщеславия?
– Я отношусь к этому несколько иначе. В жизни каждого человека есть момент, когда он может стать кем-то. Великим музыкантом, спортсменом, писателем… Кем угодно. А потом наступает момент, когда «может» сменяется на «мог бы». Жизнь как игра, и в этой игре есть важное условие – ограничение по времени – не успел, и все. Поминай как звали. Проблема в том, что я только сейчас начал это осознавать. То есть я думал об этом и раньше, но так, чтобы прочувствовать, только сейчас. А мне между тем сорок один. И «мог бы»… – Эмиль пальцами обозначил в воздухе кавычки, – …уже давно про меня. Сплошные несбывшиеся надежды. Ни кола, ни двора, ни энергии, чтобы добыть все это. Я устал прозябать, вести бесцельное пустое существование. И вот мне выпадает шанс вернуться к старту с такой форой. Мой опыт – мой гандикап. Не допустив старых ошибок, я смогу реализовать весь свой потенциал. Смогу состояться. У меня есть возможность прожить полную, интересную жизнь. Так мне кажется.
– Ой, не знаю, не знаю.
– Я знаю.
Времянкин зевнул.
– Можно я пойду спать?
– А завтрак?
– Не хочу – устал мертвецки. Лягу, ты не против?
– Хорошо, я постелю.
Эмиль подошел к Алене, прижался к ее ноге и обнял. Он едва доставал ей до пояса.
– Спасибо тебе за все, олененок. Ты лучше всех!
– Я уже давно не олененок. Олениха я.
– Важенка.
– Иди, вундеркинд ты наш.