Однажды я искал работу по газете. Перерыв целый ворох 'Работы и зарплаты', вдруг наткнулся на такое предложение: 'Срочно ищем районного комика (можно без опыта работы). Основное требование - язык без костей'.
Когда я пришел в ту контору, мне сказали, что надо шутить на сцене. Платить обещали сдельно, в зависимости от наполняемости зрительного зала. И ещё, испытательный срок - это первый день, который будет последним, если ничего не получится и зал не зеведётся, и продержаться нужно полтора часа.
- Сможете?
- Попробую.
- Не надо пробовать - надо делать!
'Ну и ладно, - подумал я, - уж на рубль-то нашучу чего-нибудь', тем более, что в прошлом - я учитель истории, и скромный опыт 'говорильни' имею. Сколько часов я там наговорил? По моим подсчетам, их было пятьсот, и за жалкие полтора часа смогу чего-нибудь наболтать. Правда, в школе мне приходилось трепаться на серьезные темы, а тут надо шутить: не совсем мой профиль. Но к чёрту сомнения! Да и деньги нужны.
На следующий день - свежее утро, промытое солнце, птицы не одной, а мне шутить.
И вот стою я перед полным залом и думаю: 'Сбылась мечта идиота, захотевшего стать актером'. Что и говорить - минута славы оказалась довольно тяжким испытанием: я не знал с чего начать свой монолог. Язык прилип к нёбу. Тот, кто ни разу в жизни не был на сцене, не поймет того страха, который пронзает всё тело: невидимые иглы впиваются в пятки, спина покрывается мурашками, руки потеют, ноги подкашиваются - и всё это происходит одновременно.
Сейчас первой удачной мыслью было поклониться благодарной публике, что я и сделал, сорвав первые аплодисменты. Тут бы развернуться и уйти, не выходя на бис, но еще оставалась совесть - она-то меня и подвела.
Я, вот, прям, чувствовал, прям, знал, что, монолог надо начинать с тупого вопроса.
- Хотите узнать, как идет моя жизнь?! - крикнул я в зал как можно громче.
- Не-а, не хотим!
- Смелый зал мне попался. В мое время такого не было. Ладно, хотите узнать, как протекает ваша жизнь?
- Ну?
- Вам каждый день говорят: 'Ты работаешь? Это никому не нужно. У тебя маленькая зарплата? Это тоже никому не нужно. Ты еще живешь? Да, не надо никому, успокойся'. Окей, как говорит школота, тогда не мешайте мне жить так, как мне хочется! Избавьте меня от своей заботы: не надо ваших телепередач, не надо законов, не надо ваших поправок - я сам как-нибудь поправлюсь. И оставьте уже в покое дорогу, на которой второй год долбят асфальт под моими окнами!
Кто-то не смело захлопал.
Я с надеждой посмотрел в зрительный зал, и вдруг увидел в первом ряду толстую бабу в красном платье. Она как-то уж заинтересованно на меня смотрела, будто ждала чего-то. 'Ага, - подумал я, - ей буду говорить! Её, родную, взывать о помощи, чтобы перед людьми не осрамиться! Ты одна, красотуля моя, выведешь артиста на правильную дорогу!'
Теперь она не была такой уж толстой, как показалось мне сначала - она всего лишь чуть-чуть полнее 'пышки', и у неё весьма скромный вес слоновьего младенца, плюс еды на день - ничего страшного. Пошутить над ее весом? Нет, нельзя - обидится. Где мне тогда искать помощи? Не у того же рыжего с белыми глазами, что сидит в последнем ряду? Единственным неудобством было то, что моя муза сидела в крайнем левом ряду около стены, а у меня тогда шея болела как раз слева, поэтому приходилось заставлять себя говорить, повернув шею в сторону моей 'благодетельницы'.
Молчание навалилось тяжелой тушей. Слоновьей тушей... 'Вот ты, моя дорогая! Тебе, только тебе буду говорить'.
Чувствую, зал надо как-то поднимать. Хотел пошутить над правительством, а потом думаю: 'Ладно, не буду - пусть живёт'. Потом уперся глазами в, 'дорогое сердцу', Красное Платье.