– Я тебя люблю.
Не устоял. Ответил. Рубанул сгоряча правду-матку. Без всякого вступления, типа:
«Видишь ли, Юля, я старый сатрап и не знаю слов любви. И вообще, я втерся к тебе в доверие, чтобы получать информацию о продавцах, ворующих товар…» Свершилось, выбор сделан.
«Граждане, Минздрав предупреждает – не целуйтесь в месте скопления чаек, риск заражения птичьим гриппом возрастает многократно!»
Они вернулись в теплый номер, Чернаков-Джакузин принялся накрывать стол, вернее, прикроватную тумбочку. Появился достойный повод выпить и закусить. Все-таки не каждый день ты делаешь серьезный шаг влево, признаваясь в любви. Юля отправилась в душевую мыть фрукты.
Он вспомнил, что забыл штопор, позвонил наверх и попросил поднести. Через две минуты улыбчивый официант из ресторана стоял на пороге. Хорошая дрессировка. Как в цирке.
«Все-таки капитализм, несмотря на звериный лик, доставляет и маленькие удовольствия», – подумал Вячеслав Андреевич.
Забрал штопор, дал червонец на чай и закрыл дверь за замок.
Он разлил вино, они подняли стаканчики.
– Ну, что дальше?
Чернаков понимал, о чем идет речь. О выборе, о политической воле. «I love you» сказано, теперь придется за базар отвечать. Он правильно предполагал: Юля терзалась теми же мыслями, что и он. Так и кататься на коньках по выходным до старости? И гостиницы исследовать? В какой из них кровать шире?..
«Ну скажи, скажи, это не больно. Решительно и твердо. Ты ж солидный, уважаемый муж, не студент сопливый. Врежь кулаком по кровати! Ну! Ну давай, не менжуйся…»
– Дальше?
– Да.
– В каком смысле?
Ответить Юля не успела. В дверь снова постучались. Вероятно, официант вернулся за штопором. Либо посчитал, что червонца на чай мало.
Чернаков поставил стакан с вином, чертыхнулся и, подойдя к двери, повернул ключ.
Юля вскрикнула.
На пороге стоял Дима. Ее законный, но рогатый муж. И был он недостаточно радостен. А рога остры.
У Василия совершенно некстати разболелся живот. Видимо, траванулся сардельками, купленными накануне в уличном лотке. Торговка гарантировала, что товар свежий, но, похоже, слукавила, гадина… Либо вином с того же рынка. С пестицидами, наверное, грузинское. А теперь брюхо сводит так, будто харакири сделал. И это в самый разгар выходной торговли, когда народ, охваченный предпраздничной лихорадкой, готов бездумно швыряться деньгами. Покупает всякую муть, на которую в обычный день даже не посмотрел бы…
Сейчас бы прилечь на часок-другой, ножки вытянуть, таблеточку скушать. Но в мешке еще на добрую тысячу хлопушек и петард. Их надо обязательно продать сегодня, в воскресенье, завтра такого наплыва народа в «Планету» не будет.
Вася вспомнил, как однажды у него прихватило живот в тюремной камере. Видно, был несвежим таракан, попавший в макароны. Вдобавок к животу тогда разболелась и голова. В камере стояла духота, да еще попутчики накурили. Мучался, мучался, а потом не выдержал – попросил цирика[13], чтобы врача тюремного вызвал. Врач пришел. Через окошко, не заходя в камеру, спросил, в чем дело. Вася объяснил. «Лепила» достал из кармана большую таблетку, разломил ее пополам и протянул внутрь камеры.
– Вот эта половинка от головы, эта – от жопы. Смотри, не перепутай!
– Да у меня живот болит, а не жопа!
– Будешь возникать, – пообещал «лепила», – заболит и жопа!
Самое интересное, пилюля помогла. И от головы, и от брюха. Медицина!
Машины на парковку все прибывали и прибывали. На въезде образовалась пробка: два серьезных мужа на джипах не желали уступать друг другу дорогу, разминаясь пока словесной перепалкой.
– А чегой-то я должен? С какой стати?
– А я с какой? У тебя помеха справа!
– К уродам это не относится!
– Это кто тут урод?!
– Угадай с трех раз!!
Загадка разгадана верно, разминка закончилась – теперь музыкальный конкурс.
Василий давно заметил, что все проблемы у людей начинаются с фразы: «А чегой-то я должен?..»
Он присел на высокий поребрик, боль из нижней части живота перекатилась в верхнюю. Слева, в паре шагов от него, примостился мужичок гламурной наружности, характерной для лиц, проживших добрую половину жизни ниже уровня асфальта и переработавших на мочу не одну цистерну алкогольной продукции. Через минуту со стороны «Планеты» подвалил второй «гламур», отличающийся от первого разве что менее резкой вонью.
– Купил? – голосом утопающего, увидевшего спасательный круг, спросил первый.
– А то! – Второй гордо извлек из пошитого в начале шестидесятых пальто стеклянный пузырек с голубой крышечкой и присел рядом.