Грубая каменная кладка с влажными подтеками привычно сопровождала неспешно идущего человека. Кожаные сапоги глухо стучали по деревянному полу, отдаваясь мрачным эхом далеко впереди. Как и большинство людей, Герман шел на работу с легким раздражением. Поначалу он ее любил, когда стал мастером - появилось безразличие, а сейчас осталось лишь разочарование.
Впереди все отчетливее виднелся выход, манящий свободой и простором.
- Про..сти, - из правой ниши раздался тихий писклявый голос.
Герман остановился, перекинул топор на левое плечо.
- Она отказала, - сказав это мальчуган, подрабатывающий подмастерьем у повара, вжался в стенку.
Мастер громко выругался, разворачиваясь к посланцу. Поваренок ойкнул и упал в обморок, через секунду Герман почувствовал мерзкий запах мочи.
- Дьявол сожри твои потроха, - рука автоматически поднялась, чтобы пригладить волосы, но вместо остриженного ежика наткнулась на шелковую маску палача. Герман от досады хотел было сплюнуть, но вовремя спохватился.
"Ну что за народ. Куски лошадиного дерьма, а не люди. Верят всему, что услышат", - продолжив путь, предался размышлениям палач. "Хоть врали бы что-нибудь правдоподобное, с чего выдумали, что пытаю заключенных, словно нет в казематах заплечных дел мастера. А про молодых девиц: будто насилую, а на шестой месяц рожают детей с рогами и хвостом. Не говоря уже про то, что пью кровь жертв. Интересно, как? Если тело и голову увозят и выкидывают в канаву на глазах у зевак. И так далее, в том же духе".
Под такие размышления Герман вышел во двор. Неуклюже сбитый забор с двух сторон ограждал его от зевак. Осеннее солнце неохотно делилась теплом, зато промозглый ветер, не стесняясь, облизывал голый торс.
"Конопатая Лика - и та побрезговала, чего она-то испугалась? А ведь поначалу даже дерзила. Явно кто-то наговорил лишку. Ну, если узнаю", - спокойно, словно стражник в койке у корявой жены, размышлял Герман.
Ступеньки эшафота мерзко проскрежетали под небольшим весом палача. Подойдя к пню, мастер привычно скинул топор с плеча, уперев специально затупленный кончик в пол. Выдергивать каждый раз топор из досок весьма раздражительно.
"Вот еще одна небылица. Будто топор специально затуплен, чтобы жертве больнее было. Они что по срезу головы не видят, что топор острее бритвы цирюльника короля", - Герман вяло додумывал предыдущие мысли, наблюдая за падением желтых листьев. Следы умирающих деревьев и то приятнее на вид, чем толпа зевак в предвкушении казни.
Противный стон ступенек сообщил Герману о приближении осужденного. Приведенного из того же туннеля, откуда минутой ранее вышел палач. Не поворачивая головы, мастер искоса посмотрел на жертву. Молодая, даже юная девушка в длинной белой рубахе, с горделиво поднятым подбородком, аристократическое лицо не отображает ничего кроме дерзости, даже коротко стриженные волосы не портили ее вид. Не напрягая память, палач распознал приговоренную: старшая дочь мятежного графа, казненного неделей раньше. Двое стражников, потупив взор, стояли в шаге от осужденной, не смея дотронуться до нее.
Герман медленно обвел крохотную площадь надменным взглядом, словно выбирая, кто будет следующим. Зеваки смиренно замолкали, будто под занесенным топором, боясь гнева палача, будто веря что он действительно может выберать, кого миловать, а кого казнить. На балконе второго этажа мэр со свитой громко орали, призывая к началу казни.
"Ну что за скот? У племенных быков и то ума больше", - палач не переставал поражаться стадному инстинкту толпы.
Хлипкий монах, облаченный в мешковидную рясу, встал за спиной девушки. Служитель церкви, крякнув, начал занудное чтение молитвы. Герман в сотый раз, по привычке, про себя повторял за ним.
"Что ты тянешь, пустобрех?" - предчувствие неприятностей окутало сердце мастера.
Чпок.
Арбалетный болт царапнул кожу на левом боку, чудом не попав в сердце палача. Рывок в сторону, кувырок через плечо - Герман мешком упал на раскисшую землю, верный топор остался в руках. Мастер не раздумывая метнулся под эшафот, на карачках прополз под ним, вынырнув наружу, словно бес из души причастившегося. Ближайший стражник то ли от испуга, то ли еще почему схватил его за горло. Древко топора смачно врезалась в челюсть, нерадивый воин рухнул как подкошенный, издавая булькающие звуки.
Герман скорее для успокоения, чем для проверки посмотрел на эшафот. Кроме растерянного святоши там никого не было. Перекинув взгляд на бурлящую толпу, палач не заметил следов беглянки. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, восстанавливая в памяти ситуацию за мгновение до выстрела. "Монотонное чтение священника, ухмылки стражников, вопли недовольства слева и в центре, справа вялые возгласы. Ясно". Герман рванулся в нужном направлении, через два шага путь ему преградил молодой воин. В щелях для глаз шлема издевательски смеялись голубые зрачки.