От вида пищи меня замутило, я тяжело поднялся с тахты и поплелся в ванную. Организм страдал от отсутствия в крови алкоголя и никотина и мучил душу. Либо наоборот - душа страдала и выворачивала организм наизнанку.
Плеснув в лицо холодной воды, я открыл тюбик с зубной пастой и замер, глядя на себя в зеркало. Дичайшее зрелище. Оказывается, я мог переносить измену жены, распутство дочки, неуважение коллег, и даже то, что все меня называли только но фамилии - Ларионов... Но без водки и табака я жить не мог. Мне по-настоящему захотелось удавиться.
В голову некстати пришло стихотворение о Мойдодыре, я поднял руку с тюбиком зубной пасты и начал выводить на зеркале каракули:
Да здравствует мыло душистое
и веревка пушистая,
потолочный крючок
и напольный лючок!
Несмотря на драматичность ситуации, червячок редакторского чутья фыркнул во мне от "напольного лючка". Может, лучше "потолочный крюк и напольный люк"? С другой стороны, что такое "напольный"? "Люк в полу" понятно, а "напольный" - это как? На полу? Но в том-то и дело, что люк в пилу, а не на полу...
Я застонал. Разве в этом проблема? Ни "напольного лючка", ни люка в полу, ни потолочного крючка-крюка, ни даже пушистой веревки в домике не наблюдалось. Из всех компонентов суицида было только мыло душистое. Всех сортов, включая шампуни, чтобы экспонат не выглядел замухрышкой. Правда, были еще бритвенные лезвия и джакузи, но на вскрытие вен я никогда не решусь. Не выношу вида крови. Удавиться - это другое дело. Благороднее, что лу...
Все-таки я почистил зубы, побрился, умылся, затем оделся и сел завтракать, хотя кусок без спиртного не лез в горло. Часы показывали без пятнадцати восемь, я был уверен, что ровно в восемь, если сам не выйду в "вольер", меня вытолкнет из домика неведомая сила. Похоже, мои наниматели хорошо изучили трудовое законодательство на Земле - не напрасно в контракте был указан восьмичасовый рабочий день. Судя по вчерашнему, "работать" предстояло с восьми до двенадцати и с часу до пяти с перерывом на обед.
Допивая какао (даже в кофе мне было отказано!), я вспомнил вчерашние мытарства под пристальным наблюдением тысяч разнообразных "гляделок" и понял, что нужно сделать, чтобы облегчить муки бесцельного хождения по "вольеру". А вытащу-ка я из домика тахту! Будет на чем и посидеть, и полежать...
Не допив какао (до начала "работы" оставалось всего пять минут), я подхватился, быстренько отодвинул в сторону столик и, приподняв край тяжеленной тахты, поволок ее к двери. Успеть бы...
Однако когда я открыл дверь, то понял, что старался напрасно, - у кромки воды стоял шезлонг. У нанимателей имелось чувство сострадания.
Бросив на пороге тахту и не дожидаясь, пока меня насильно выдворят из домика, я вышел наружу, прошагал к речке и уселся в шезлонг. Как раз вовремя - дверь в домике захлопнулась, и над головой возникла ячеистая решетка с "гляделками".
5.
Самым трудным испытанием оказались не "гляделки" - к ним я привык уже на второй день, а отсутствие спиртного и невозможность выкурить сигарету. Дня четыре меня ломало и корежило, как настоящего наркомана, а потому было глубоко наплевать, кто и зачем за мной наблюдает.
Первое утро в галактическом зоопарке оказалось сплошным кошмаром. От безделья в голову лезли кошмарные видения, к тому же наниматели периодически вытряхивали меня из шезлонга, чтобы я ходил туда-сюда пред светлыми очами зрителей. Покружив по территории "вольера" минут десять, я упорно возвращался к шезлонгу и вновь усаживался. Упрямство принесло-таки свои плоды - через день от меня отстали и перестали вытряхивать из шезлонга. И правильно - ведь не в цирк пригласили работать, а в зоопарк, где животных не дрессируют. Это, как говорится, за отдельную плату.
После обеда я захватил с собой книгу. И оказался прав. Как ни было тошно на душе без водки и сигарет, как ни коробило от прямых аналогий с героем Даниеля Дефо, чтение отвлекало от физиологического дискомфорта и психологического надрыва.
Первое время я опасался, что в вольер подпустят какую-то тварь о семнадцати ногах, с клешнями и ядовитым жалом на кончике хвоста, чтобы мы с ней сражались на потеху галактической публике. На мою оценку ситуации накладывались чисто земные стереотипы, навязанные низкопробной фантастикой, но обитатели Галактики оказались миролюбивыми существами, их не интересовали кровавые баталии. Никто не собирался превращать вольер в гладиаторскую арену, меня рассматривали исключительно как биологический вид Homo vulgaris. Как в зоопарке или паноптикуме. Причем, наверное, где-то по ту сторону моей клетки висело предупреждение: "Экспонаты клешнями не трогать!"
"Робинзона" я осилил за два дня, старательно загружая сознание перипетиями жизни человека давно минувшей эпохи, волею судеб оказавшегося в одиночестве на необитаемом острове. Чтение давалось с трудом: чтобы уловить смысл, я перечитывал абзацы по три- четыре раза, превозмогая дрожь в руках и жалобы организма на отсутствие в нем алкоголя и никотина. На третий день, когда наркотическая ломка организма пошла на убыль, а голова стала более-менее нормально соображать, я закончил чтение. Именно тогда у меня и зародилось подозрение, что "Робинзона" мне подсунули неспроста. Похоже, галактическое бюро по найму на работу недалеко ушло от аналогичных земных бюро, и мне предстояло пробыть здесь стерхайсером отнюдь не месяц, а как Робинзону, если не до глубокой старости, то до скончания жизни. Все они, работодатели, что на Земле, что в Галактике, одинаковы. Сулят золотые горы, а стоит подписать контракт, как обязательно обнаруживается пунктик, по которому выходит, что ты попал в кабалу. Например, их месяц может оказаться равным ста земным годам. Хоть бы Пятницу, желательно женского пола, предоставили...
К перспективе прожить здесь остаток жизни я отнесся весьма равнодушно - то ли в пищу подмешивали что-то успокаивающее, то ли сам я, думая по утрам о суи-циде, психологически был готов бросить суматошную жизнь к чертовой матери- и уйти в пустошь монахом-схимником. Будь что будет. В конце концов, на Земле я был "неизвестным Ларионовым", а здесь очень даже известным Ларионовым Л. Ларионовым - вон сколько глаз на меня с неба пялится...