Почитайте Нюнберга. Каков, на его взгляд, основной двигатель лечения? Добрая воля эго пациента, которая должна стать союзником аналитика. Что это значит? — Да то, что новое эго пациента — это эго аналитика. А г-н Гоффер добавляет, что нормальным завершением лечения является идентификация с эго аналитика.
Балинт дает нам поразительное описание такого завершения, которое есть не что иное, как речевое принятие собственного Я, реинтеграция, но не идеального Я, а Я-идеала. Пациент впадает в полуманиакальное состояние, своего рода возвышенное высвобождение нарциссического образа, пробивающегося сквозь мир — в котором пациента следует на некоторое время оставить, чтобы дать ему время вернуться с небес на землю и отыскать самому пути здравого смысла.
Не все в таком понимании ложно, поскольку в анализе много значит фактор времени. Пусть смутно, но это осознавалось всегда. Каждый аналитик может узнать это лишь на собственном опыте — существует некоторая отсрочка времени-чтобы-понять. Те, кто слышал мои лекции о "человеке с волками", найдут там кое-что по этому поводу. Но такое время-чтобы-понять вы обнаружите и в "Работах по технике психоаналза" Фрейда в связи с Durcbarbeiten.
Что это — нечто относящееся к порядку психологического износа? Или же справедливее отнести это к порядку дискурса, дискурса в качестве труда, о чем я уже говорил, когда писал о речи пустой и полной? Да, без всякого сомнения, именно так. Дискурс должен продолжаться достаточно долго, чтобы показалось, будто он целиком вовлечен в выстраивание эго. Вот тут-то он и может неожиданно разрешиться окончательно в том, для кого он, собственно, и создавался — в господине. В то же время собственная его ценность утрачивается и он проявляется теперь лишь в качестве труда.
Что же нам тогда остается, как не предположить вновь, что понятие является временем? В этом смысле можно сказать, что перенос — это само понятие анализа, поскольку он является временем анализа.
Так называемый анализ сопротивлений всегда слишком торопится раскрыть пациенту patterns эго, его защиты, заслоны, и поэтому, как показывает нам опыт и как с точностью замечает Фрейд в одном месте из "Работ по технике психоанализа", пациента таким образом с места не сдвинешь. Фрейд в таких случаях советует подождать.
Нужно подождать. Нужно прождать время, необходимое пациенту для осознания измерения, о котором идет речь в плоскости символа, то есть для высвобождения из всего переживаемого в анализе, из привносимых анализом сопротивлений, суеты, погони и тесноты — время собственной длительности некоторых автоматизмов повторения, получающих таким образом некоторое символическое значение.
О. Маннони: — Я думаю, это конкретная проблема. Например, есть такие больные неврозом навязчивости, жизнь которых проходит в ожидании. Из анализа они создают другое ожидание. И вот что я хочу понять — почему ожидание в анализе воспроизводит определенным образам ожидание в жизни и изменяет его?
Лакан: — Замечательно, именно об этом меня спрашивали и в связи со случаем Доры. В прошлом году мы развивали диалектику Человека с крысами вокруг отношения господина и раба. Чего ждет больной неврозом навязчивости? Смерти господина. Чем служит для него такое ожидание? Оно становится между ним и смертью. Все начнется тогда, когда господин будет мертв. Такую структуру вы обнаружите во всех ее видах.
Впрочем, раб прав, он имеет полное право играть на таком ожидании. Если воспользоваться словами, приписываемыми Тристану Бернару, которые он будто бы сказал, когда его арестовали, чтобы заключить в лагерь Данцига: "До сих пор мы жили в страхе, теперь же мы будем жить надеждой".
Отношение господина к смерти, скажем прямо, гораздо резче. Господину в чистом виде надеяться не на что, поскольку ему нечего ожидать кроме своей смерти, ведь от смерти своего раба он может ожидать лишь неудобства. Напротив, рабу есть чего ожидать от смерти господина. По ту сторону смерти господина ему придется, как и всякому полностью реализовавшему себясуществу, столкнуться лицом к лицу со смертью и принять, в хайдеггеровском смысле, свое бытие-к-смерти. Собственно говоря, больной неврозом навязчивости не принимает своего бытия-к-смерти, он живет отсрочкой. Это-то и нужно ему показать. Вот какова функция образа господина как такового.
О. Маннони: — …которым является аналитик.
Лакан: — …который в аналитике воплощен. Лишь после того, как больной неврозом навязчивости определенное количество раз обрисует себе воображаемый выход из тюрьмы господина, сделав это с определенной ритмичностью, с определенным timing'OM, — он сможет реализовать понятие о своих навязчивостях, то есть сможет понять, что они значат.