Отвергая некоторые построения Б. А. Тимощука, мы, однако, считаем достаточно правдоподобным его предположение о наличии на Руси X в. поселений с пленниками, работающими в княжеском хозяйстве. Косвенно это подтверждают, как уже отмечалось нами, летописные сообщения о селах, принадлежащих киевским князьям. Надо думать, что эти села не пустовали, а населялись.259 По условиям же того времени населить их можно было только инородцами, или пленниками, поскольку формирование зависимого люда на внутренней, местной почве не имело под собою необходимых социально-экономических оснований.260 Факты, хотя и единичные, укрепляют нас в этой мысли.
В Истории В. Н. Татищева читаем о князе Святославе, который «ясы и косоги победил» и «много привёл в Киев на поселение».261 Эта запись содержится во второй редакции татищевской Истории. В первой редакции она выглядит несколько иначе: «И ясы победи, и косоги, и приведе я многи ко Киеву».262 О поселении пленников здесь, как убеждаемся, ничего не говорится. Но в примечании к данной записи В. Н.Татищев замечает, что «козары и косоги по завоевании переведены были и поселены около Киева».263 Отсюда заключаем: в Киевской Руси середины X в. поселение пленников на землях полянской общины становится более или менее обычным делом. Местом поселений могли быть и княжеские села. По нахоженному предшественниками пути шли князья Ярослав и Мстислав, когда в 1030 г. «собраста вой мног, идоста на Ляхы, и заяста грады червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю, и многы тяхы приведоста, и разделивша я. Ярослав посади своя по Ръси, и суть до сего дне».264
Итак, мы считаем вероятным, что часть приводимых с войны пленников-рабов восточные славяне поселяли на собственной племенной территории. При этом преследовались разные цели: военно-оборонительные, если пленников размещали на южном пограничье со степняками (например, по Роси), и производственные, если приведенный «полон» сажали на владельческую землю, именуемую селами.265
Возвращаясь к восточнославянскому рабовладению, надо сказать, что по сравнению с «антским периодом» на протяжении VIII-Х столетий в институте рабства у восточных славян многое переменилось.266 Появилось бессрочное рабство, хотя сохранялось и прежнее ограниченное определенным временем рабское состояние. Но постепенно не обычай, а воля господина определяет судьбу раба, что также переходило в обычай, давший позднее право рабовладельцу распоряжаться жизнью и смертью тех, кто находился у него в рабской зависимости.
К числу новых явлений следует отнести зачатки внутреннего рабства, впрочем, весьма слабые и маловыразительные.
Еще одна перемена состояла в том, что рабы из подвижной и неустойчивой группы, растворявшейся в свободном населении, мало-помалу соединялись в отдельную социальную категорию, послужившую основой для развития рабовладельческого уклада.
Новым было и то, что рабы приобрели меновую стоимость и мощным потоком хлынули на внешний рынок. Есть достаточно данных, чтобы говорить о значительном подъеме работорговли у восточных славян IХ-Х вв. Если в прежнюю эпоху выкуп из рабства преобладал над торговлей рабами, то с этих пор превалировать начинают торговые сделки живым товаром.267 Причем, хотя и очень медленно, но шаг за шагом развивается внутренняя работорговля, достигшая в X в. некоторых успехов.268
Несколько разнообразнее стало использование рабов: за них получали выкуп, ими торговали (преимущественно на внешнем рынке), применяли в качестве воинов269 и слуг, приносили в жертву языческим богам, их копили ради повышения престижа в обществе, широкое распространение получило наложничество рабынь.
В источниках вплоть до X в. не прослеживается эксплуатация рабов в производстве. Предположительно, конечно, можно думать, что пленники-рабы, приводимые домой простыми восточнославянскими воями, включались в производственную деятельность и трудились вместе и наравне с другими членами семейно-родовых коллективов в тех краях, куда забросила их судьба. С X в. появляются первые признаки использования труда рабов-пленников в княжеских селах. Но в целом рабский труд не играл сколько-нибудь заметной роли в экономике восточнославянского общества, и потому едва ли можно говорить о наличии у восточных славян VIII–X вв. рабовладельческого хозяйственного уклада.