Выбрать главу

М. Б. Свердлов относится к числу тех, кто пережил это впечатление. Он писал: «В текстах обоих договоров строго различаются челядины и "полоняники", статьи о них являются самостоятельными. "Полоняник" захвачен в другой стране, его продают, покупают. Челядин бежит от хозяина (может прихватить и его добро), его могут украсть или насильно продать. Русские, "работающие у грек", выкупаются на Русь, если они "пленьници", а не челядь (911 г. ст.9, 11, 12; 944 г. ст. З, 4, 7). Подобные различия свидетельствуют о том, что термины "полоняник" и "челядин" были в X в. не равнозначны. "Полоняник" представлял собой товар для продажи, захваченный на войне. Владение им продолжалось от захвата или купли до продажи. Челядин же был тесно связан с хозяйством господина. Он собственность господина и предмет продажи».322

Соображения М. Б. Свердлова страдают, по крайней мере, двумя недостатками: отсутствием внутренней логики и торопливостью осмысления фактов. Из его рассуждений явствует, что челядин «предмет продажи», и тем (наряду с прочим) он отличается от пленника.

Но, по словам самого же автора, пленник «представлял собой товар для продажи», являясь, следовательно, «предметом продажи». Чем же с этой точки зрения отличается челядин от пленника? М. Б. Свердлов, не замечая собственной путаницы, оставляет данный вопрос ез разъяснений. Еще одно отличие челядина от пленника состоит, по М.Б.Свердлову, в том, что «челядин был тесно связан с хозяйством господина». Между тем сам опять-таки говорит о русских пленниках, «работающих у грек». Но разве «работающий» не связан с хозяйством господина? Ответ тут, на наш взгляд, должен быть один: конечно, связан.

Скользя по источнику и не вникая должным образов в суть отражаемых им явлений, М. Б. Свердлов изобрел такую конструкцию: «русские, "работающие у грек", выкупаются на Русь, если они "пленьници", а не челядь». При этом он ссылается на статьи 9, 11, 12 договора 911 г. и на статьи 3, 4, 7 договора 944 г. Однако ни в одной из перечисленных статей, где речь идет о выкупе русских, не фигурирует условие: «если они пленники, а не челядь». М. Б. Свердлов, увлекшись своей идеей, привнес в источник то, чего там нет.

Аргументы историка, как видим, зыбки, а доводы искусственны. Но это отнюдь не означает, что мы полностью отрицаем желание составителей русско-византийских договоров как-то отделить пленника от челядина. Вопрос в том, сколь это сделано радикально. И здесь надо со всей определенностью сказать: никаких коренных различий в социальном положении пленника и челядина договоры не устанавливают. Но поскольку их размежевание в договорах все-таки намечено, следует объяснить, чем это вызвано. И здесь возможны два объяснения, одно из которых связано с общими представлениями древних людей о статусе пленника, а другое — с конкретными фактами русско-византийских отношений конца IХ-первой половины X в.

В древних обществах положение пленника, не адаптированного и не включенного в состав familia или какой-нибудь иной ассоциации, было неизмеримо хуже, чем положение раба, ибо, как замечает Э. Бенвенист, пленник, находясь в руках того, кто взял его в плен, или в руках купца, не пользовался статусом раба, «имеющего хоть какие-то гарантии своего существования».323 Эти гарантии он получал лишь тогда, когда входил в коллектив, группу, поскольку традиционное право обращалось не к отдельной личности, а к союзу лиц, будь то род, семья, племя и пр.324 Естественно предположить, что данные особенности отношения к пленнику в архаических обществах могли обусловить различие между челядином и «полоняником», обнаруживаемое в русско-византийских договорах. Однако такое предположение скорее подошло бы к русам, переживавшим эпоху варварства, чем к ромеям с их правосознанием и общественными отношениями, далеко ушедшими вперед по сравнению с Русью.325 В этой связи подобного рода предположение становится еще более проблематичным, если учесть, что статьи о челядинах и пленниках построены на одинаковых взаимных обязательствах русской и греческой сторон. Следовательно, причина некоторого обособления пленника от челядина договоров Руси с греками крылась в другом, на наш взгляд, — в преследуемых участниками соглашений интересах и целях, а именно в возвращении из плена на родину своих сограждан.