Я думаю про Белова. Оставленное открытое окно в квартире. Незаключенный договор с немцами. Про забронированный перелет, который придется отменить еще раз.
Вопрос «за что?» с губ так и не слетает. Я остаюсь в полной тьме.
Каждый сантиметр моего тела - это адски ноющая клетка, которая, то пульсирует отвратным покалыванием, то вздрагивает от монотонной, гудящей боли. Холод обволакивает, погружая, казалось, на самое дно пустынного озера. Темнота скапливается вокруг и, словно пластилин, стягивает блеклые пятна света, погружая меня в черноту мрака. Но вместо страха я испытываю только безмятежность. Молчание, прерываемое тихий булькающим отзвуком кислорода, выходящим на поверхность чернеющего болота, успокаивает мои сбивчивые, хаотичные мысли. Среди них тает и лицо Белова, стекая восковыми каплями в чернеющую гладь воды.
Беспокоиться я начинаю только тогда, когда помимо темноты и холода в игру вступают чужие неясные голоса. Речи не разобрать, да и стоит ли? Отрицать очевидную, но страшную правду глупо Я умерла. Умерла глупо и как-то совсем не романтично. Посреди леса, с удавкой на свернутой шее.
И это конец?
Смазанный какой-то вышел. Без прощального письма или обещаний, без геройств или победоносных успехов, карьерного роста или крепкого понимания того, что в этом мире ты уже все сделал.
И Виктор. Виктор, который и так обвинит себя во всем. Он окончательно свихнется. Я чувствую, как боль поселяется в ватном теле, занимая все пространство - от кончиков пальцев ног до макушки головы. Я хотела что-то сказать ему, что-то важное и столь нужное, но опять не успела. Люди ведь по натуре своей беспечные существа. В надежде на то, что «завтра» наступит и через месяц, и через два, оно, по воле рока, не наступает уже никогда.
Голоса становятся громче. Фоновым шумом они достигают моего слуха, но ничего не меняют в черноте ее заключения. И это мало похоже на рай. Наверное, я его не заслужила. Наверное, поэтому падаю вниз, не собираясь касаться далекого дна.
Но голоса продолжают крепчать, разрывая слух. Звуки аляповатые и громкие, словно крик диких, встрепенувшихся птиц. Я бы и закрыла уши руками, но тело бесформенное, едва ли осязаемым, так что кавалькада голосов проходится по венам и заставляет вздрогнуть.
Единственное, что ясно вспыхивает в моей голове: я так устала тонуть.
- Опять ты в дом всякую дрянь тащишь, - чей-то недовольный голос мгновенно завладевает моим вниманием. - Не устраивай здесь приюта для бездомного скота. Я, в конце концов, тоже здесь живу.
- Не возбухай. Возьми свой ножик и поиграй мускулами перед зеркалом, - огрызается раздраженно второй голос. - Бельфагор, где тебя черти носят?
Шаркающий скрежет и тихое поскрипывание деревянного пола говорят о том, что декорации сменились. Звуки лишаются эхообразного шума, когда по ноздрям, к легким, продирается кислород.
- Он назвал ваше копье ножиком, сир. Мне отрубить нахалу голову? - третий голос сиплый и высокий, заискивающе добр.
- Плетись быстрее, неуч. Ты у меня в подмастерье, а значит, и обращаться должен как к своему мастеру, - снова скрипит деревянный настил, а затем что-то липкое касается моего лба. - Чтоб тебя, еще немного...
- Кто на этот раз? Домовой? - смеется обиженный хозяин «ножика».
- Давайте-с, я пристрою его у местной ведьмы? Много за такую мордашку выручим, а там глядишь и кишочки-то отведаем...
- Бельфагор, пошел вон, - голос первого срывается на крик, словно что-то могло напугать его.
- Не обижай скотинку, он безобидный совсем. Да и сдались ему твои секретики...
- Быстро, - тот был непреклонен.
Когда полы заскрипели в следующий раз, чувствительность возвращается к кончикам пальцев рук. Тяжелая голова нескончаемо ноет, но прежней, обездвиживающей боли нет. Страх и совершенное непонимание происходящего дезориентируют, но я покорно жду тех самых «секретиков», в надежде, что они хоть как-то прояснят ситуацию. И я, в конечном счете, дожидаюсь их:
- Это, - кажется, испуганный собеседник ткнул ее пальцем в бок, и он тут же отозвался легким покалыванием, - человек.
Несколько минут молчания, за которыми следует громкий, заливистый смех. От неожиданности я вздрагиваю, словно на электрическом стуле, однако, присутствующее, казалось, этого не заметили.