Глаза натыкаются на странные чучела животных, размещенных по всему периметру помещения. Узнаю полуволка, полусобаку, но в общий образ плохо вписываются витиеватые, тонкие рога, венчавшие голову животного. Сторожка недовольно скрипит, отзываясь на каждое движение посетителя. Очень странно стилизованная под старину кухонная утварь продолжает кипеть на чем-то отдаленно напоминающем плиту. Похоже на инсталляцию новатора сюрреалиста, которого на одинокой выставке в центре города никто так и не понял. Выдавал только запах - землистый и терпкий, будто полевые цветы и корень солодки залили дегтем. Тогда голова начинает задаваться спасительными вопросами. Вспышки воспоминаний начинают хаотично загораться стоп-сигнальными огнями. Звонок Белова. Поворот в никуда. Сошедшие с ума радио. Ледяной, рокочущий голос. Бегство от самой себя. Взрыв моей старенькой «Мазды» посреди полуночного леса. За этим - пустота. Бессмысленная, наполненная головной болью и невесомым телом.
- Я умерла? - первые слова срываются хрипом с языка.
Ощущение, будто говорила я целую вечность назад.
Светловолосый качает головой, принимая из рук морщинистого существа деревянный бокал. Когда я опасливо поглядываю на него, карлик склабится, обнажая ряд острых, как у пираньи, зубов.
- Смертью это назвать сложно. Тебя выплюнуло в наш мир. Никогда не видел, чтобы портал буквально «отплевывался» от содержимого...
Портал? В наш мир? Глаза недоверчиво косятся на дверь. В случае бегства, как много я смогу протянуть? И как обогнуть карлика, не нарвавшись на темноволосого у выхода из сторожки?
- Не пугайся, со временем тебе полегчает, - уверяет светловолосый. - Я - Арис, а это Бельфагор, мой помощник.
Зеленый карлик скрещивает жабьи конечности на манер реверанса. Здравый смысл продолжал тормозить где-то на задворках сознания. Вспоминаю, когда еще в университетские годы знакомый притащил в общежитие травку. Курили тогда все, а социальный пунктик сделал свое дело - «за компанию» мы погрузились в мир странных, плывущих образов и картинок, которые еще долго всплывали в памяти после. Но из всего многообразия красок и видений, мое больное сознание не могло воссоздать подобное.
Или пора к психотерапевту за седативными, Туманова.
- Как я могу к тебе обращаться? - видение пытается быть со мной вежливым.
- Ульяна.
Он хмурится, отчего по лбу пробегают росчерки морщин.
- В Бельгарде человеческие имена под запретом, мы с этим что-нибудь придумаем. Мне нужно идти, но ты останешься под его защитой, - кивает он в сторону существа, которое в этот момент неохотно помешивало варево в дымящемся котелке. - Он ответит на твои вопросы и поможет с одеждой.
Светловолосый в немом жесте доверия хлопает меня по плечу и одаривает меня легкой полуулыбкой. Ответить тем же я не могу. Он выхватывает ножны, укладывает какие-то предметы в тряпичную авоську, пока я немигающим взглядом провожаю его спину. Арис (а нормальных имен не осталось?) подзывает существо к себе и что-то шепчет ему на остроконечное, пронизанное тонкими венами ухо. Их разговор мне не интересен. Надо было проснуться, стряхнуть наваждение или принять тот факт, что ад выглядит именно так.
К горлу подступает истерика, обличенная в осознание происходящего. В голове мелькают образы родителей, друзей, а главное - Белова. Быть может, он даже не знает, что меня больше нет? Или догадывается, звонит на несуществующий более мобильный, собираясь рвануть с места и броситься на мои поиски? А если это все результат наркоза, под которым я находилась? Быть может, я попала в аварию, оказалась зажатой между грудой железа и подбирающейся смертью. Время шло на минуты. Меня госпитализировали до ближайшей больницы, где опьяняющий газ сделал свое дело.
Осталось только дождаться конца операции.
- Смертная, на выпей, - тролль подает мне кубок, только вместо воды - черноватая жидкость с запахом того самого дегтя.
- Что это? - зачем-то спрашиваю я, в надежде на адекватный ответ.
- После Тоннеля смертные обычно того, - он театрально закатывает красные глаза, отчего глазницы становятся почти белыми, - не выдерживают, короче. Это поможет башку привести в порядок.
Принимаю из рук существа бокал, отмечая про себя, что ощущения и обостренные чувства осязания слишком реальны. Волосы на фалангах пальцев морщинистого зверя (зверя ли?), задевая мои собственные, приносят желание одернуть руку. Сдерживает только страх разозлить хозяина сторожки, потому перебираю в руках кубок, вырезанный из дерева, и принюхиваюсь к содержимому. Деготь, спирт и еще что-то. Что-то, что пахло слишком отвратно, чтобы не учуять этого. Скорее всего, под наркозом я все еще могу осязать запахи. Есть предположение, что так могла пахнуть горящая плоть. От столкновения с этой ужасающей мыслью выпиваю содержимое разом.