Что же этих-то людей заставляло идти к НИМ на секретную службу?
Поэтому-то особенно тщательно искал я ответы на эти вопросы и в исповедях сексотов моего поколения, полученных по почте, и при личной встрече с ними.
Конечно, у некоторых было то, что я назвал бы энтузиазмом стукачества: во имя Идеи или так просто, из-за особенностей собственной личности. Конечно, некоторые просто испугались сказать "нет" (выше я уже цитировал подобные признания). Но и страх-то, правда, был совсем иного рода, чем, допустим, в тридцатые или сороковые, то есть страх - как часть общегосударственной политики. В наше время (и это напоминало первые шаги ОГПУ по созданию института сексотов) для того чтобы заставить человека подписать соответствующее обязательство, снова необходим был повод, предлог, мотив: "или ты с нами, или мы знаешь, что с тобой сделаем?!.." Как, допустим, произошло с агентом "Пушкиным", с которого я начал эту главу.
Случалось и так, что человек - даже, как он думал, с благими намерениями, - сам переступал порог КГБ, не подозревая о том, что сам же подписывает свой приговор.
Вот, мне кажется, типичная история, рассказанная П. М. (агентурный псевдоним - "Смирнов").
В 1980 году он официально подписал бумагу и стал агентом КГБ. Он, как сам пишет, - простой гражданин, родных и близких нет, а главное - из среды рабочих.
В юности П. М. совершил преступление, вышел из тюрьмы в 25 лет. Ему, по его словам, захотелось начать новую жизнь. Он ото всех скрывал свою судимость, познакомился с девушкой, женился, уехал к ее родителям в Луцк.
"Где-то месяца три я работал возле военного аэродрома, - пишет он. Однажды ко мне подошел мужчина и предложил оказать услугу: сфотографировать ту местность, конечно - не бесплатно. Кто он был - я не знал, но понимал, что за такую "услугу" меня ждет куда большее наказание, чем то, за которое я отсидел. А ведь хотелось просто нормально жить. Я сам пришел в КГБ и обо всем рассказал. Меня долго обо всем и помногу раз расспрашивали, а потом сказали, что я поступил правильно, и отпустили".
Сначала его никто не трогал и никто никуда не вызывал. Он уже стал забывать об этом случае. Но потом его вызвали - не в КГБ, а за город, где с ним беседовали в машине.
"Меня убеждали стать агентом то в холодном официальном тоне, то мягко. Я не долго колебался, думая, что со временем все образуется. Жене я ни о чем не рассказал. Потом пошли конспиративные встречи - то в номере гостиницы, то в машине. То, чем я занимался, мне было противно с самого начала, иногда давал просто выдуманную информацию.
Эти встречи и звонки не остались незамеченными для жены и для тещи, но я уже дал подписку о сотрудничестве и из-за страха все скрывал. Потому отношения в семье становились все хуже и хуже. Я просил сотрудника, который работал со мной, прекратить все это, так как рушится семья, но я им, видимо, был нужен. Кончилось все тем, что я разошелся с женой и уехал из этого города. Мое общение с органами не прошло бесследно. Когда я им сказал, что прекращаю всякое сотрудничество, последовали угрозы - вплоть до физической расправы. Это уже был 1986 год.
Даже здесь, в Керчи, через разные службы про меня не забывали, да и теперь, думаю, что помнят..."
Но куда чаще сотрудничество с НИМИ было вызвано вполне житейскими причинами. Как обыкновенный способ выживания в государстве неравных возможностей. "Арманов" из Москвы был завербован в агенты КГБ в конце 50-х годов и пробыл в организации более четверти века. Вот как это произошло.
"Видимо, есть люди, которым на роду написано заниматься подобной деятельностью. Я, несомненно, отношусь к их числу. Что я представлял собой перед вербовкой? Молодой человек (25 лет), русский, по взглядам - западник, знающий три иностранных языка, по убеждениям - молчаливый диссидент, с пяти лет видевший проявления политического террора (37-й год), филателист, работник военного завода с гуманитарным образованием.
Перед вербовкой произошел трагикомический случай. Я вернулся вечером домой, и мама мне говорит: "К тебе приходили из КГБ". Увидев мое испуганное лицо, она засмеялась и сказала: "Я пошутила, это был филателист". Бедная мама, она так и не узнала, что ее шутка была вещей (или зловещей): филателист оказался подполковником..."
По мнению "Арманова", три фактора заставили его дать подписку о сотрудничестве: страх, который внушала эта организация, тем более во время сталинских репрессий пострадало несколько его родственников; боязнь потерять работу - все-таки военный завод; и то, что жена ждала ребенка.
Но с такой же скрупулезностью сейчас, когда, по его словам, он уже вышел из организации, "Арманов" анализирует и те причины, которые заставили его оставаться агентом КГБ четверть века: опять же страх; определенное чувство патриотизма (борьба с происками внешнего врага и т. д.); врожденное чувство дисциплины. И, наконец:
"В политическом плане я был одинок, - пишет он в своей исповеди. - Не верил в партию и с большим неудовольствием состоял в комсомоле, куда меня затащили в 13 лет. Принадлежность к тайной армии странным образом компенсировала мое одиночество. Я стал как бы трехслойным: дисциплинированный конформист снаружи, диссидент внутри и на самом деле агент тайной армии".
А вот еще одна история. И она - о выживании.
"Да, я тоже агент КГБ, но пока полностью раскрываться не собираюсь, как и порывать связи с этой организацией. Почему? Надеюсь, это станет ясно из моей исповеди", - так начал свое письмо офицер Р. Т. с Сахалина. - Моя вербовка была подготовлена всей нашей системой и не состояться не могла".
Р. Т. по национальности еврей. "Мне всегда хотелось, чтобы наша страна была действительно интернациональной, но я постоянно чувствовал: чтобы быть уравненным в правах с неевреем, мне надо было быть как минимум на голову выше его".