Рабыни оцепенели от ужаса.
— Нет, нет, госпожа! Мы не хотели сделать ничего плохого! Ваша сестра сама выбрала для себя одеяния. Мы здесь ни при чем!
— Еще как при чем! — не унималась Михри. — Мне стыдно, так стыдно, что вы унижаете мою сестру своей неумелостью и никчемностью! Она должна сию же секунду переодеться! Принесите сюда сундук, который стоит в коридоре. В нем новая одежда, которую я заказала для себя, но теперь решила отдать своей сестре.
Смертельно перепуганные гневом своей госпожи, рабыни немедленно побежали исполнять приказ. Вернувшись, они принесли богато украшенный сундук, расписанный в восточном стиле, с золотыми замками и петлями.
Трясущимися пальцами они расстегнули энтариЯмины, которое показалось ей невероятно красивым, когда она впервые надела его. Но теперь из сундука рабыни достали куда более роскошную одежду — пожалуй, эти вещи могли сравниться лишь с теми, что носила сама Михри.
Полдюжины рук облачили Ямину в газовую сорочку, такую тонкую, что ее можно было бы продеть через золотое кольцо. Сорочка была с глубоким, до талии, декольте, оставлявшим грудь открытой.
Просторные шаровары стягивались у щиколоток расшитыми драгоценными камнями завязками, а алое шелковое энтари,также усыпанное самоцветами, застегивалось на жемчужные пуговицы. Рукава доставали чуть ли не до пола, а пояс был украшен жемчугом и аметистами.
В темные волосы Ямины рабыни вплели золотые цепочки с бриллиантами, надели на ее пальцы кольца, а на запястья — браслеты.
— Ну вот, теперь совсем другое дело! — сказала Михри, с сердитым видом наблюдавшая за работой женщин. — Можете идти, — продолжала она, — но только попробуйте позволить моей сестре вновь появиться в таком виде, и я прикажу выпороть вас так, что вы будете молить о пощаде!
Рабыни, дрожа от страха, молнией вылетели из комнаты.
Когда они исчезли из поля зрения, Михри на мгновение замерла, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает под дверью. Затем она прошептала Ямине:
— Полезайте в сундук!
Ямина удивленно посмотрела на нее.
— Что… ты имеешь в виду? — спросила она.
— То, что сказала! Для вас это единственный способ бежать отсюда! Вчера вечером султан сказал мне, что сегодня утром он принимает гостей. Но вначале он хочет побыть со мной и потому встретится с ними позже, и отправит одного из них — я не расслышала его имени — на королевской ладье к кораблю, который пришвартован на Босфоре.
— И ты хочешь сказать… что я… отправлюсь с ним… в сундуке? — спросила Ямина.
— Другого выхода нет, — ответила Михри. — Но корабль английский!
Ямина взглянула на нее широко раскрытыми глазами.
Слово «английский» прозвучало для нее зловеще. И в то же время она знала, что в данный момент уж лучше стать пленницей англичан, чем отправиться в гарем черного евнуха.
После того как Михри сообщила ей о его намерениях, Ямина не тратила времени попусту. Другие женщины с готовностью рассказали ей о том, что происходит во владениях черного евнуха.
О криках, что слышались в ночной тьме, о женщинах, которые исчезали после того, как становилось известно, что Кизляр Ага разгневался на них, о побоях, пытках и истязаниях — настолько неприятных, что Ямина пыталась пропускать подробности мимо ушей.
Все услышанное лишь усилило ее страхи, и Ямина еще больше прониклась ужасом. В отчаянии Ямина решила, что, если черный евнух попросит султана отдать ее ему в качестве подарка, она покончит с собой.
Это будет вовсе не сложно сделать; в гареме всегда можно было найти множество способов свести счеты с жизнью. Но что-то молодое и неунывающее в ее душе восставало против мыслей о смерти.
Она хотела жить!
Раньше ей всегда казалось, что впереди ее ожидает бесконечное будущее, много-много лет жизни, и потому нет нужды спешить жить в настоящем; но теперь Ямина начала считать каждую минуту, словно она была последней.
В окна светило солнце, и Ямина тосковала по свободе, которую, как ей казалось, она уже больше никогда не сможет обрести.
Она вспомнила, как скакала по своему поместью в Балаклаве на одном из породистых скакунов, подаренных ей отцом. Она даже вспоминала о том, как ехала на коне в последний раз — с лордом Кастльфордом.
Он заботливо поддерживал ее своей сильной рукой. И хотя Ямина никогда не видела его раньше, она знала, что с ним была в безопасности.
Дело было даже не в том, что он увез ее от ужасов и опасностей базара. В его самоуверенности — хотя она и возмущала Ямину — было нечто такое, что вызывало у девушки чувство защищенности.
Интересно, подумала Ямина, что бы он сделал, если бы она позвала его, когда ее несли во дворец от пылающего дома. Ямина представляла его изумление, если бы она отдернула занавеси и приказала глухонемым рабам поставить свою ношу на землю.
Они бы не услышали ее, но Хамид подал бы им знак, чтобы они повиновались.
Она представила, как вышла бы из паланкина и направилась к сидящему на коне лорду Кастльфорду.
Она взглянула бы на него — такого импозантного и внушительного! Пусть он и англичанин, но все же она могла доверять ему, потому что он был истинным джентльменом.
«Спасите меня! Спасите меня!»
Она слышала, как произнесла эти слова — и все-таки не произнесла их тогда.
Ямина позволила доставить себя в гарем, но никогда не ожидала ничего столь ужасного, подобного тому, что могло произойти сейчас.
Она понимала, зачем понадобилась черному евнуху; понимала, почему он завидует Михри.
В то же время ей рассказывали, что среди рабынь у него имелись свои фаворитки. Это были женщины, которых он ласкал, которые каким-то непостижимым образом привлекали его, несмотря на то что он не был мужчиной в полном смысле этого слова.
Ямина задрожала от невыразимого отвращения; она знала, что для нее нет ничего ужаснее, чем остаться в гареме и чувствовать нависшую над ней опасность.
Но все же она была в нерешительности.
— Ты точно уверена, что тебе за это ничего не будет? Что тебя не накажут за мое исчезновение? — спросила она у Михри.
— Я уже об этом подумала, — ответила черкешенка. — Чуть позже сегодня вечером ваши туфли найдут у воды. Сахин сообщит, что он видел в саду какую-то фигуру, но когда дошел до моря, было уже слишком поздно.
— Сахин помогает тебе осуществлять твой план? — задала вопрос Ямина, хотя в этом не было никакой необходимости.
Она знала, что двое черкесов, оба из ее дома в Балаклаве, станут вместе содействовать ее побегу.
Просто невероятно, подумала Ямина, что они не забыли, как были счастливы в ее поместье, и что готовы подвергнуть риску свои жизни ради ее спасения.
Она обняла Михри и расцеловала ее в обе щеки.
— У меня просто нет слов, чтобы отблагодарить тебя, — сказала Ямина. — Могу лишь сказать, что, если мне удастся спастись, я всегда буду помнить о тебе. Я люблю тебя!
Она увидела, как на прекрасные голубые глаза Михри навернулись слезы. Затем черкешенка склонила голову и поцеловала обе руки Ямины.
— Да хранит вас Бог, госпожа, — произнесла она.
Затем, словно осознав, что времени осталось совсем мало, она чуть ли не силой затолкнула Ямину в расписной сундук.
На дне лежал отороченный мягким соболиным мехом кафтан. Когда Ямина свернулась калачиком внутри сундука, Михри начала забрасывать ее одеждой. Когда она оказалась с головой накрыта тончайшими шелками, атласом и кисеей, икбалс грохотом опустила крышку сундука и хлопнула в ладоши.
Когда вбежали рабыни, Михри подошла к двери туалетной комнаты и заговорила, словно обращаясь к находящейся там Ямине:
— Тебе нужно еще больше украшений.
Затем она сказала рабыням:
— Отнесите сундук назад Сахину. Я распорядилась, чтобы он принес с базара новую одежду. Даже эти вещи недостойны моей сестры! И если это не будет сделано немедленно, я пожалуюсь султану, и он накажет вас за то, что вы скверно выполняете свои обязанности!