Ей было нечего надеть, кроме энтари,в котором она вылезла из сундука и которое лорд Кастльфорд счел неприличной одеждой.
Единственное, во что она могла бы переодеться, — это бирюзовый бархатный кафтан, слишком теплый, отороченный мехом, на котором она сидела в сундуке. Было также несколько тончайших одеяний, вроде того, которое было на ней накануне вечером, расшитых бриллиантами и жемчугами.
Но поскольку у нее не было нательного белья, Ямина решила, что днем эти наряды будут выглядеть еще более неприлично, чем энтари.Поэтому она надела энтарии поискала в сундуке что-нибудь такое, чем можно было бы сколоть ворот газовой сорочки.
Именно глубокий, до талии, вырез сорочки шокировал лорда Кастльфорда.
К счастью, на маленькой круглой шапочке, которую она носила на голове, была брошь с жемчугом и топазами, гармонировавшая с застежкой на ее поясе.
Ямина сняла брошь с шапочки и заколола ворот сорочки. А чтобы придать себе еще более благопристойный вид, она собрала волосы на затылке. Соорудить прическу, не имея шпилек, было очень непросто, но Ямина нашла ленты, и в результате прическа получилась более скромной и подобающей истинной леди, чем распущенные по плечам волосы.
Она уже оделась, когда Дженкинс вошел в каюту и принес завтрак.
— Его милость приносит извинения, мисс, — сказал он, — и просит передать вам, что он приглашен на завтрак к капитану.
С этими словами камердинер застелил стол чистой скатертью и поставил поднос с кофе и закрытой тарелкой.
Ямина чувствовала, что она не сможет и маленького кусочка проглотить. У нее словно сдавило горло, когда она подумала о лорде Кастльфорде и о том, что произошло накануне вечером.
Но поскольку здесь был Дженкинс, она понимала, что будет очень невежливо даже не притронуться к еде, ведь он так старался. Ямина откусила маленький кусочек намазанного медом тоста.
— Вам не помешает, мисс, если я сейчас буду наводить порядок в каюте? — спросил камердинер.
— Конечно же, не помешает, — заверила его Ямина.
Дженкинс поднял подушки, на которых вчера спал лорд Кастльфорд, и Ямина увидела, что там был еще и матрас, который каким-то непостижимым образом удалось достать камердинеру.
Застелив кровать, Дженкинс спрятал под нее матрас; а лишние подушки закрыл противомоскитной сеткой.
— Это на тот случай, если кто-нибудь зайдет к его милости с визитом, мисс, — объяснил Дженкинс. — Лучше не вызывать никаких подозрений.
— Естественно! — согласилась Ямина.
— Я могу для вас еще что-нибудь сделать, мисс? — осведомился камердинер немного позже, после того как привел в порядок ванную.
— Нет, спасибо, — ответила она.
Ямина знала, что ожидает возвращения лорда Кастльфорда, но не была уверена, тревожится ли она, боится или с нетерпением ждет.
Ей было трудно определить свои чувства к нему, и все же через несколько часов, когда он вернулся, она точно знала, что произойдет.
Ямина стояла возле иллюминатора в надежде увидеть многочисленные острова Эгейского моря. Затем она услышала, как открылась дверь.
На мгновение Ямина словно окаменела.
Она знала, кто пришел, и услышала, как он закрыл дверь и запер засов. Затем Ямина медленно обернулась.
Лицо лорда Кастльфорда было освещено солнцем, а от его взгляда сердце в груди Ямины чуть не остановилось.
Он медленно прошел через каюту. Ямина ждала; ей показалось, что ее ожидание растянулось на целую вечность.
Лорд Кастльфорд подошел к ней. Некоторое время он стоял молча, затем произнес:
— Это правда! А я думал, мне это просто приснилось!
— Что правда? — спросила Ямина, глядя ему в глаза.
— Что ты прекраснее, чем я вообще мог себе представить!
Воцарилось молчание. Затем он тихо проговорил:
— Вчера вечером я подумал, что ты — богиня, но теперь я вижу, что все-таки ты человек.
Он вздохнул и добавил:
— Ямина, что случилось? Возможно ли, чтобы я испытывал такие чувства?
— Какие… чувства? — запинаясь, спросила Ямина.
Он не прикоснулся к ней, и все же, когда его взгляд задержался на ее губах, Ямине показалось, словно она ощутила вкус его поцелуя.
Через мгновение он ответил:
— Когда я был в Индии, однажды вечером, стоя на веранде бунгало в горах, я услышал песню.
Ямина не сводила глаз с лица лорда Кастльфорда, когда он продолжал:
— Я попросил одного из своих друзей перевести слова. Они оказались следующими:
Любить или нет — мы не более свободны в этом выборе, чем капля воды, которая не может подняться и покинуть море.
Он умолк. Затем Ямина спросила:
— То, что вы… чувствуете… это… любовь?
— Я не знаю, — признался лорд Кастльфорд. — Если это так, значит, я никогда раньше не был влюблен. Дальше в песне были следующие строки:
Я навсегда останусь рабом огня, который разжег во мне твой сладкий поцелуй.
С этими словами он медленно протянул руку и привлек Ямину к себе.
В этом движении не было той бурной настойчивости, с которой лорд Кастльфорд вчера заключил ее в свои объятия. Теперь же казалось, что он наслаждается каждым мгновением.
Затем, когда Ямина уткнулась головой в его плечо, лорд Кастльфорд потянулся к ее губам.
И вновь этот поцелуй был совсем не таким, как вечером, а нежным и ласковым, словно лорд Кастльфорд пытался завоевать ее доверие.
Лишь почувствовав, как внезапно в Ямине разгорается страсть, его губы вновь стали властными и требовательными.
Он целовал ее до тех пор, пока мир вокруг них не начал стремительно кружиться, и Ямина перестала замечать что-либо, кроме своего возлюбленного. Наконец он отпустил ее и немного дрожащим голосом произнес:
— Разве это вообще возможно? Как это могло случиться со мной? Я не знаю. Я впервые увидел тебя лишь несколько дней назад, а теперь в моей жизни не существует ничего, кроме тебя.
— И я… чувствую то же самое, — прошептала Ямина. — Но вы… правы… это невозможно! Мы не можем что-либо значить друг для друга!
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил лорд Кастльфорд.
Затем он вновь поцеловал ее, почти сердито, требовательно и властно — как вчера вечером.
Все природные инстинкты Ямины проснулись.
Они крепко обнимали друг друга до тех пор, пока им не стало трудно выносить силу переполнявших их чувств. Ямина подняла руку и приложила ее к губам лорда Кастльфорда.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — пожалуйста… не вынуждайте меня испытывать такие чувства.
— Какие? — поинтересовался он.
Он понял, что Ямина хочет высвободиться из его объятий, и неохотно отпустил ее.
Она повернулась и подошла к иллюминатору; ей было трудно дышать. Ямине казалось, что солнце не только ослепило ее, но и пропитало все ее существо.
— Невозможно поверить что это… произошло… но все же это так! — произнесла она. — Но нам нужно… быть благоразумными.
— Благоразумными? — переспросил лорд Кастльфорд. — Что, по-твоему, мы должны делать?
— Мы ничего… не сможем… сделать, — ответила девушка. — Завтра мы прибудем в Афины… а потом… мы больше никогда… не увидим друг друга.
— Ты и вправду веришь, что это возможно? — спросил он.
— Это не только возможно, — сказала Ямина, — так должно быть… но нам не следует… сделать все еще хуже. Нам и так будет трудно сказать друг другу «до свидания».
— Трудно? — повторил он. Его голос прозвучал так, словно исходил из самых глубин его души.
Когда лорд Кастльфорд попытался снова обнять Ямину, она отстранилась и отошла в дальний угол каюты.
— Ты боишься меня? — спросил лорд Кастльфорд.
— Нет, не боюсь, — ответила Ямина, — но нет… это не совсем так… я боюсь и вас, и себя… нас обоих! Мы словно… вдруг попали в водоворот и теперь не знаем, как оттуда выбраться.