Со своей жизнью Бабель, видно, уже простился, мучается судьбой других. Все последние месяцы. Он признается: да, виноват, но совсем не в том, в чем его обвиняют. Есть два суда: один — этот, неправый, и другой — высший, когда человек судит себя сам.
Тем временем следователи в который раз задерживают дело, теперь до 2 января 1940-го, хотя военная прокуратура торопит: «Дело закончено, подлежит направлению в суд. Оснований к продлению срока нет». Кто-то еще колеблет на волоске жизнь Бабеля. Почему же тянут? Бабель нужен им для новых арестов, для раскрутки еще одного массового процесса?
В декабре деньги для Бабеля от жены на Лубянке уже не приняли. Он был в Бутырской тюрьме. И оттуда отправил третье послание прокурору:
Во внутренней тюрьме НКВД мною были написаны в Прокуратуру Союза два заявления — 5 ноября и 21 ноября 1939 года — о том, что в показаниях моих оговорены невинные люди. Судьба этих заявлений мне неизвестна. Мысль о том, что показания мои не только не служат делу выяснения истины, но вводят следствие в заблуждение, — мучает меня неустанно. Помимо изложенного в протоколе от 10 октября, мною были приписаны антисоветские действия и антисоветские тенденции — писателю И. Эренбургу, Г. Коновалову, М. Фейерович, Л. Тумерману[46], О. Бродской и группе журналистов — Е. Кригеру, Е. Бермонту, Т. Тэсс. Все это ложь, ни на чем не основанная. Людей этих я знал как честных и преданных советских граждан. Оговор вызван малодушным поведением моим на следствии.
Эта записка вся испещрена подчеркиваниями зеленым и красным карандашом, резолюциями и штампами.
22 января на обвинительном заключении появляется еще одна надпись прокурора: «Дело направить в Военную коллегию для слушания».
Дело близится к развязке.
Приговор
Бабель бьется до конца, теперь уже за других.
25 января, за день до судебного заседания, он получил обвинительное заключение и сразу обратился с заявлением к председателю Военной коллегии Верховного Суда. Это последние слова, написанные Бабелем:
5 ноября, 21 ноября 1939 года и 2 января 1940 года я писал в Прокуратуру СССР о том, что имею сделать крайне важные заявления по существу моего дела, и о том, что мною в показаниях оклеветан ряд ни в чем не повинных людей. Ходатайствую о том, чтобы по поводу этих заявлений был до разбора дела выслушан Прокурором Верховного Суда.
Ходатайствую также о разрешении мне пригласить защитника; о вызове в качестве свидетелей — А. Воронского, писателя И. Эренбурга, писательницы Сейфуллиной, режиссера С. Эйзенштейна, артиста С. Михоэлса и секретарши редакции «СССР на стройке» Р. Островской…
(Бабель не знает, что зовет мертвого, — Александр Константинович Воронский был расстрелян в 1937-м. — В.Ш.)
Прошу также мне дать ознакомиться с делом, так как я читал его больше четырех месяцев тому назад, читал мельком, глубокой ночью, и память моя почти ничего не удержала.
Заявление И. Э. Бабеля председателю Военной коллегии Верховного Суда СССР. 25 января 1940 года
На следующий день, 26 января, был суд. Заседали, видимо, в кабинете Берии, тут же, в Бутырках. Таков был негласный порядок: Берия имел кабинеты во всех тюрьмах города, работал обычно по ночам, а днем уступал место судьям.
Испытанная тройка Военной коллегии — многоопытный председатель, маленький, лысый, с нашлепкой усиков на квадратном невозмутимом лице армвоенюрист Василий Ульрих и члены, статисты — Кандыбин и Дмитриев[47].
Конвейер — на каждое дело не больше двадцати минут.
Ввели Бабеля, «удостоверились в личности подсудимого»…
— Получили ли вы обвинительное заключение? — спрашивает Ульрих.
— Да, получил, ознакомился. Обвинение мне понятно.
Ульрих объявляет состав суда.
— Отводы по составу суда есть?
— Нет… Но я прошу мне дать познакомиться с делом, прошу пригласить защитника и вызвать свидетелей — тех, кого указывал в своем заявлении…
Судьи, перекинувшись репликами, решают: ходатайство отклонить как необоснованное. Пресекли попытку подсудимого подать свой голос на волю.
46
Тумерман Л. А. (1898–1986) — профессор физики. Был осужден в 1948 г. к 25 годам лагерей. Освобожден в середине 1950-х, с 1972 г. жил в Израиле.
47
Ульрих В. В. (1889–1951) — армвоенюрист, генерал-полковник юстиции. В 1926–1948 гг. председатель Военной коллегии Верховного суда СССР; Кандыбин Д. Я. (1888–1955) — военюрист 1-го ранга, в 1935–1945 гг. член BK ВС СССР. Арестован в 1950 г.; Дмитриев Я. П. (1892–1975) — в 1928–1937 гг. член BK ВС СССР. Впоследствии Народный комиссар юстиции, Председатель ВС РСФСР.