Так точ-чно, Илья Перс-стынов, суб-бполковник, – чуть ли не азбукой Морзе выстукиваю я зубами ответ. При этом геройски стараюсь развязать прилипшие к груди переплетённые ручонки. С намерением уставно выровнять их по швам тоненьких шёлковых брючек из летней коллекции Иену Стейлиса, популярного кутюрье родного мира Сайлы.
Я суперлейтенант Драгоманович. Личным составом локального представительства уполномочен приветствовать вас, сударь.
Изъясняется встречающий меня офицер на сербохорватском диалекте панслава, похоже. Но с непривычным искажением произношения и заимствованными лексическими вкраплениями. Это вот церемонное «сударь» – явно выхвачено из русского диалекта панславянского языка.
А по голосу судя – дядя не молоденький, сороковник ему, как минимум. И до сих пор всего лишь суперлей?..
Круглый поляризованный аквариум, насаженный на его голову, колеблется вертикально. Вниз-вверх. Громадный мужик удовлетворенно кивает. Видать, его персональный компут стопроцентно подтвердил, что я это я. Местный прессер протягивает широченную ладонь – для рукопожатия. Перчатку даже снимает. Холодину проигнорировав.
Окажись ямом я, он бы ни за что не позволил мне прикоснуться к его оголённой коже. А будь ямом он – тут бы моё Я вполне могло бы и финишировать, не сходя с утоптанного места. С немалой долей вероятности (по свежим сводным оценкам уровня инфицированности миров, шанс человеческого индивида «провалиться» при рукопожатии более сорока процентов). Но никакой он не ям – решаю окончательно. Вняв шепотку внутреннего голоса (за безошибочность советов коего шеф меня и ценит, помимо прочих качеств!), с удовольствием отвечаю на красивый жест. Оценив доверие по достоинству, крепко пожимаю руку коллеги. Восхитительно горячую, сухую и твёрдую на ощупь.
И улыбаюсь невольно. (Представляю, как потрясающе искривляются полиловевшие губы, прибавляя арктического обаяния моей физиономии, искажённой холодом!)
В действительности, само собой, никакой я не Илия Пер-стыно».
Но этот «подполковник», уроженец Новой Болгарии – один из тех персонажей, за реальность существования коих в списках персонала Службы я... гм, несу прямую ответственность. Скажем так. Кто же я таков на самом деле... Это Снежному Деду знать не положено; разве что я сам сочту нужным разгласить.
Мы продвигаемся к ближайшему транс-кокону. Все они обёрнуты толстым покрывалом снега, но предупредительно повысовывали телескопические усики, увенчанные «габарит-ками». Мы с Драгомановичем целеустремлённо взрыхляем подошвами зыбкое пуховое одеяло, невесомое и пружинистое здесь, на вокзальной платформе центра Солнцеворота. Но уж никак не липкое и не вязкое, словно пропитанное потом, каким оно бывает на моей родимой Батрасталле во время её недолгих, карикатурных зим.
Мы останавливаемся у мерцающего оранжевого маячка. Под нами моментально зажигается кругляш двухметрового диаметра. Он просвечивает сквозь «одеяло», он активно растапливает на своей поверхности снег; вокруг наших ног бурлят миниатюрные водоворотики, и вот мы уже перемещаемся, очищенной зоной раздвигая снежные заносы.
Силовое поле неощутимо, и создаётся некорректное впечатление, что со скоростью сорока километров в час нас тащит на себе фрагмент портовой платформы. В действительности мы движемся в миллиметре над поверхностью пола, внутри невидимого «стакана».
Снег уподобился воде, разрезаемой носом гидрояхты. Он разлетается в обе стороны бурунами и волнуется позади транспортного модуля радужным потоком взбитой пены.
Красиво, ч-чёрт возьми!
До края портовой платформы, к последнему вычурному столбу, мы плыли минут пять. По дороге разминулись с парой-тройкой таких же силовых модулей и обогнули десяток-другой снегоуборочных махин. Здесь, у кромки, нас ожидает подержанный баг – эдакий гипертрофированно-горбатый «жук» на гравиприводе, сейчас серебристого окраса.
Эмблемы ПРЕС-Са, отлично знакомой всем гражданам Метафедерации «зубчатки», на бортах не видать. Такая себе прокатная малолитражка, арендованная в местном филиале какой-нибудь «Мерс Моторс», дочерней компании вездесущей «Такси K°»... Неужто работать нынче придётся инкогнито, в режиме «внедрение под прикрытием»?
Внутри силового кокона я согрелся. В благодарность – мысленно отдал должное интерактивным способностям ком-пута центрального мультивокзала этой планеты. Интересно, не отобедай я незадолго перед отправкой, интерпорт уловил бы состояние голода, и меня в придачу ещё покормили бы?..
Силовое поле исчезает, и ко мне снова навязчиво липнет осточертевший, приставучий, как пожилая проститутка, снег.
Не люблю Солнцеворот. Уже. Вот как быстро планеты могут утратить моё доверие. Как женщины. При первом знакомстве облажалась – на второе свидание можешь и не надеяться. «Всё. Замётано!» Подумал как отрезал.
Диафрагма дверной мембраны серебристого гравибага размыкается, образуя овальный проём, и в отверстии прорисовывается... Моцарт! Собственной мерзкой персоной. И этого припахали?! Любопытно, его тоже с отдыха выдернули, или он в этой операции давно задействован?
– Быстрей! – резко командует он, подозрительно оглядывая вусмерть заснеженные окрестности. Неизменно-васильковые глазёнки Моцарта скрываются за тёмными, почти непроницаемыми очками. Но чтобы я, я да не сумел опознать бывшего напарника в этой личине смазливого брюнетика испанского типа?! Этот вертихвост всегда цепляет броские физиономии. Патологическое пристрастие прямо. Нарциссист он, точно.
Шкаф-суперлей, смываясь от мороза, ныряет в баг первым и задвигается внутрь, даже не удосужившись подать мне руку.
Гад. Его бы на моё место. Он бы на такой холодрыге уже окочурился, и мощь со статью не помогут... Это я, упрямый, до сих пор способен передвигаться самостоятельно. Хотя габаритами не намного меньше него.
Хватаюсь за кромки проёма остекленевшими верхними конечностями, по очереди заношу в салон одубевшие нижние. Делаю первый шаг, с блаженством погружаясь – наконец-то! – в долгожданное тепло-о-о... Моцарт, козёл, меня в упор не узнаёт, и представляется по всей форме, при этом поспешно сращивая лепестки мембраны.
Полковник Паул Жермен нынче он, поди ж ты! «Как был ты по жизни штабс-майором, лизоблюд штабной, так им и останешься...» В отличие от этого недотёпы я могу обеспечить полнейшую неузнаваемость своему текущему облику. Личины я подбираю разнообразнейшие и всегда неожиданные... Знакомлюсь с «полковником», испытывая чувство глубочайшего удовлетворения. Если уж свои не опознали, то потенциальный противник и подавно не расколет.
С натужным басовитым ворчанием баг трогается. Пригнувшись, чтобы не обдирать макушкой низко нависший потолок, следую в передок салона. Здесь располагаются четыре кресла-трансформа. Рядом со Снежным Дедом восседает и рулит незнакомый блондинистый парнишка-водитель в кителе с капитанскими нашивками.
Моцарт приглашающе указывает мне на крайнее слева кресло, а сам плюхается в крайнее справа. Отдаюсь в объятия подлокотников; по причине обморожения тыловых частей тела совершенно не ощущаю упругости, подстраивающейся под конфигурацию моих многострадальных задницы и хребта.
Демонстративно, громко-протяжно, вздыхаю и энергично растираю предплечья. Дескать, сволочи вы все, опозданты хреновы, чуть было не уморозился из-за вас.
Капитан вдруг говорит:
Для сугреву. – И протягивает мне плоскую флягу. В ней что-то заманчиво булькает.
Я ответственен за выполнение этой операции. – Вякает тем временем брюнетистый полковничек, недовольно зыр-кая на сердобольного пилота. – Вы подчиняетесь непосредственно мне...
Ага. Давай-давай, обольщайся. Паул Жермен, блин...
Спасибо, коллега, – искренне благодарю отзывчивого парня, беру ёмкость, свинчиваю колпачок, принимаю отнюдь не медицинскую дозу превосходной водочки, экстренно веселею в душе, но дальнейшее высказываю ровным, равнодушным тоном.