Примарх Железных Воинов не оглянулся, когда Форрикс и Вольк приблизились к нему. Вольк не бывал в присутствии примарха уже много месяцев, с самого отступления с Талларна; с тех пор, как Вольк получил порицание за проваленную попытку задержать эмиссара Гора. За это время Пертурабо изменился. Его броня стала массивнее и тяжелее. На его плечах и руках к креплениям и бронированным пластинам добавились во множестве системы вооружения. Броня отливала холодным блеском, словно бы металл покрывала, точно пот, тонкая пленка темного масла. Его лицо было бледным, кожа туго обтягивала череп, а глаза казались точками отраженного света в затененных провалах. Таким он был с тех самых пор, как вернулся из глубин Черного Солнца, — словно из него вытянули некую жизненную силу, а то, что осталось, было сточено до острого, режущего края.
— На колени, — сказал Пертурабо, не поворачиваясь.
Вольк опустился на колени и склонил голову. За ним со скрежетом закрылась бронированная дверь. Форрикс остался стоять, на шаг позади него. Вольк услышал, как примарх обернулся, и вздрогнул под броней, ощущая покалывание в нервах. Пертурабо смотрел на него. Он чувствовал это. Это было словно момент, когда вражеские системы наведения берут тебя на прицел, и ты ощущаешь смерть в воплях сенсоров.
— Эмиссар по имени Аргонис… — произнес примарх. Услышав имя, Вольк удивился — почему Форрикс солгал. Дело было в его провале на Талларне. Дело было в наказании. — Ты его знаешь.
Вольк сглотнул; в горле пересохло, мысли бешено кружились. Аргонис был одним из Сынов Гора, одним из военных лидеров Шестнадцатого легиона во время Великого Крестового похода. Он был рожден на Хтонии — безжалостный, жестокий, прямой; лучший пилот из всех, кого Вольку доводилось видеть. Они вместе командовали воздушными войсками в трех кампаниях в составе завоевательного флота Кельтиуса. Они вместе тренировались, вместе сражались и вместе убивали — если между легионерами разной крови могла существовать такая связь, то они были друзьями. Это было до того, как Магистр Войны начал войну против Императора, до резни Легионов и сожжения прошлого. С тех пор они встретились лишь однажды, на Талларне. Это воссоединение закончилось порицанием для Волька.
— Я сражался вместе с ним, мой господин, — сказал Вольк. — Я знаю его.
— Он будет тебе доверять?
Вольк вспомнил, как Аргонис улыбался — нечастой волчьей усмешкой.
— Возможно, господин.
— А ты — ты доверяешь ему?
— Нет, — ответил Вольк без колебаний.
— Почему?
— Никогда нельзя доверять слишком острому мечу, господин.
— Именно так, — сказал Пертурабо. — Согласишься ли ты возобновить узы братства по моему приказу?
— Конечно, господин.
— И быть его тенью, чтобы ты мог узнать его мысли и побуждения?
— Да, господин.
— И по приказу своего господина, зная, что он — представитель Магистра войны, забрать его жизнь?
Вольк снова увидел, как мигали красным руны прицела на Грозовом Орле Аргониса, когда тот поднимался над изгибом сферы Талларна. Было ли это уловкой или ловушкой? Обрекал ли он себя на дальнейшее наказание? На смерть?
«Я — железо, — подумал он, — а железо — это правда».
— Да, — ответил он. Непрестанный гул экранов заполнил тишину.
— Поднимись, — сказал Пертурабо.
Вольк поднялся на ноги и встретил взгляд своего примарха. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не поднять руки для защиты, не побежать. Его инстинкты кричали, что это смерть — смерть и полное уничтожение смотрели на него взглядом холодным, как мертвые звезды.
— Что, Аргонис возвращается к нам? — спросил он, с усилием выталкивая слова изо рта.
Пертурабо покачал головой — коротко, почти незаметно. Орудийные системы на его запястьях зажужжали, их механизмы пришли в движение.
— Он уже здесь, и он несет весть от Магистра Войны.
III
— Сир? Вы слышите мой голос? — Малогарст склонился перед троном, у ног Магистра войны. Черты его лица казались лишь бледным наброском в тени горжета доспехов. Огни боевых кораблей мерцали за обзорным окном — ярче далеких звезд.
— Сир? — повторил он, и слово растворилось в тишине, едва слетев с его губ.
Рана в боку Магистра войны вновь открылась. Кровь сочилась из зева разорванной плоти, и рана словно дышала, вытягивая звуки из воздуха. Пол вокруг Малогарста покрывали узоры и символы, нарисованные пеплом, солью и кровью. В подсвечниках из высушенных человеческих рук и полированных черепов горели свечи. В левой руке Малогарст держал кинжал; клинок обагрился о порез, сделанный на обнаженной плоти правой руки. С его пальцев медленно стекала кровь. Он стоял на коленях перед троном шесть часов подряд, произнося слова, призывая каждую крупицу силы, украденную у варпа за последние годы, пытаясь добиться от Гора хотя бы какой–то реакции. Всё было тщетно. Оккультные формулы бессильно угасали, и ответом на его воззвания к первостепенным и основополагающим силам варпа было лишь молчание. Казалось, что Гор восседал в центре водоворота, безмолвного шторма, поглощающего всю силу вокруг себя. Он пребывал в таком состоянии последние недели — не поднимаясь с трона, приходя в себя на краткие мгновения ясности сознания лишь затем, чтобы вновь погрузится в бессознательное.