— Когда прольется кровь, собери ее и поднеси Воителю. — Он протянул черную чашу Экаддону.
— Кровь?..
— Да, — подтвердил Малогарст. — Ты поймешь. Поднеси кровь к его губам.
— И это всё? — спросил Экаддон.
Малогарст усмехнулся.
— Это всё. — Он опустился на колени перед разложенными инструментами. Сделав вдох, он услышал, как легкие отозвались хрипом. — А теперь лучше бы тебе отойти назад. — Он закрыл глаза.
Разум Малогарста обратился внутрь самого себя.
Он ощутил, как пальцы варпа тянутся из–за пределов восприятия и увлекают его в свои объятья.
Слова обжигали мысли, старые, древние слова, что дрожали, пытаясь сорваться с привязи его воли.
Его обнаженная правая рука нащупала глаз к колбе и поднесла ко рту.
— Это может убить тебя… — донесся насмешливый голос из глубины разума. Малогарст заглушил эти слова.
Он чувствовал, как движется его рот, как язык образует звуки, пока он кусал и жевал, но он не слышал ничего из этого.
— Это убьет тебя…
Он горел и замерзал, падал сквозь бесконечность и вместе с тем пытался взлететь.
— Это может разрушить всё…
Слова прошивали его нитями пламени и тьмы, вытягивая всю его волю и все чувства.
Но разве есть иной выбор?
Где–то там, за пределами кипящей муки огня и льда, воздух в тронном зале сворачивался и изгибался, хлеща ветрами — сама субстанция бытия пыталась стряхнуть то, что он делал. А еще дальше, точно голод черной звезды, было присутствие Магистра войны.
Он усилием воли вернул сознание в реальность, ощутил, как поднимается левая рука, ощутил рукоять атама в пальцах.
Последний слог, произнесенный в его мыслях, встал на место.
Малогарст поднял нож и перерезал себе горло.
Он почувствовал, как начинает падать, как черный психоактивный лед намерзает и раскалывается вокруг его рук и ног, пока кровь выплескивается из горла. Его разум сжимался, становясь лишенной измерений сферой, шариком сущности, скованным кольцами пылающего железа. Где–то там он пытался дышать.
Теплое…
Красное…
Теплое…
Он ощутил, как поднимается куда–то, хотя знал, что его тело по–прежнему лежит на полу, проливая жизненную влагу на засыпанное пеплом железо. Нечто огромное, нечто настолько большое, что лишено было краев, устремилось ему навстречу. Он хотел закричать, но он оставил рот позади.
Тьма встала перед ним стеной — сплошной, беспросветной, простирающейся вниз, и вверх, и в любую сторону.
— Привет, Мал, — произнес голос.
Звук.
Первым появился звук.
Голоса. Слова. Шепоты. Крики. Песни.
Лайак падал сквозь звуки, чувствуя, как те раздирают его, тянут в разные стороны, пока он проносится мимо, пытаются удержать, молят, угрожают.
Всё выше и выше поднимался звук, не имевший ни конца, ни начала. Лайак узнавал языки, на которых говорили в последний раз, когда галактика была лишь угольком в утробе вселенной. Он слышал в них боль. Он слышал печаль и гнев, бурлящие внутри них; глубинные течения сокрытых рек, что никогда не достигнут моря.
Ощущения наслаивались поверх ядра, которым было сознание: боль, раскалывающая по своей силе; запах и вкус, насыщенные хлопьями пепла и медью крови; вес и форма собственного тела и облегающей его брони.
Зрение вернулось последним; образы медленно проявлялись в разуме, а звуки отступали на задний план.
Тонкие нити света разворачивались перед ним, уходя в необозримую высь и изгибаясь наподобие стен круглого туннеля. За этими стенами вращалась беззвездная ночь. Туман растекался на уровне ног и скрадывал расстояние. Гневные черно–красные разводы вспыхивали и гасли в этом тумане. Маска Лайака обжигала лицо.
Он осторожно повернул голову. Туннель ускользал от взгляда. Расстояния сокращались и увеличивались в зависимости от угла зрения. Руны, бегущие по визору его шлема, рассыпались, не успевая сформироваться. Туннель выглядел одновременно таким узким, что по нему едва ли могли бы пройти бок о бок пять человек, и таким широким, что космический корабль свободно мог бы проскользнуть в его глотку.
Лайак понятия не имел, где он. Он читал о Паутине, но в этих осколках мифов оказалось мало проку, когда он столкнулся с реальностью лабиринтного царства. Ему сделалось интересно: всегда ли дверь вела с Оркуса в одну и ту же точку для любого, кто проходил сквозь нее.
— Нам нужно двигаться, — ровный голос Актеи эхом разнесся откуда–то рядом с Лайаком. Он развернулся на месте, взмахивая жезлом.