— Я не лгу.
— Ты лжешь непрестанно. Твоя сущность берет начало во лжи, и любая истина, которую ты находишь, — редкость. Ты лжешь. Как и все прочие. Как и Лоргар — хотя лжет он больше себе, чем другим.
Лайак застыл на месте.
Актея оглянулась на него и снова пожала плечами.
— Я говорю, как есть, — сказала она. — Таков мой долг.
— Долг — перед кем?
— Перед истиной, — ответила она. — В конечном счете, именно ей мы служим, не так ли? Не примархам, не императорам, ни Магистра Войны — одной лишь вселенской истине.
— Боги… — начал он.
— Ты зовешь их богами, и это подходящий им титул, но они воплощают истину, вот и всё. Безразлично, склоняемся ли мы перед нею, возносим ли молитвы, или же ненавидим и презираем ее: истина — вечна, и притязает на всё.
— Ты еретичка!
Ладони Кулнара и Хебека легли на рукояти мечей.
— Нет, — произнесла Актея, не двигаясь с места. Рабы клинка замерли на полушаге. — Я — часть твоей души, которой тебе недостает. Та часть, что не перестает удивляться: почему Лоргар презирает тебя, и все же держит близко, почему вместо настоящего имени ты носишь то, которое взял из книги, — почему ты раб, не знающий даже, кто держит его цепь? — Актея покачала головой. — Что? Думаешь, что следует убить меня?
— Я делал большее — по меньшим причинам, — сказал Лайак.
— И это, по крайней мере, не ложь. Ты не можешь меня убить. Ты уже потерялся, и я нужна тебе, чтобы просто выжить здесь. И тебе не следует думать, будто говорить это, как есть, — слабость; нет, это необходимость. Паутина — лабиринт не тоннелей, но разума. Она слушает, она дышит тайнами тех, кто ступает по ее тропам. Один и тот же путь, проделанный разными душами, будет вести к различным местам. Здешние карты не размечают поворотов и перекрестков. Они размечают формы, что принимает душа на пути к своей цели. — Она усмехнулась. Лайак заметил, что зубы у нее — заостренные, из полированного серебра. — Почему, как ты думаешь, ты и твои братья потеряли путь? Вы что–то скрываете от себя самих. Все вы.
— Здесь есть духи, — произнес Лайак, встряхнув головой. — Могущественные, не позволяющие себя связать.
— Те, кто заплутал на дорогах, — кивнула Актея. — Души, что никогда не уйдут отсюда.
— Еще одни призраки, — рыкнул Лайак.
— Здесь царствие призраков, Пустой. Тебе стоило бы чувствовать себя как дома.
Лайак уже готов был огрызнуться в ответ, как вдруг его восприятия коснулся некий звук.
Он поднял руку.
— Ты это слышишь? — спросил Лайак. Кулнар позади него дернулся. Хебек прошипел нечто, что могло бы быть словом, если бы во рту, произнесшем его, был бы язык. Актея застыла; сморщила лоб.
— Я ничего не слышу.
Звук в Паутине казался плоским. Лязг их оружия не создавал эха, и гудению силовой брони недоставало глубины. Лайак медленно повернулся, отчетливо ощущая покалывание в нервных окончаниях — там, где рука призрака скользнула сквозь его доспехи и плоть. Звук пришел вновь — дуновением от тропы по левую от них руку.
— Я слышу звон мечей. Болтерный огонь…
— В Паутине велись битвы со времени ее рождения, и всякого рода создания сражаются и умирают здесь по сей день, — сказала Актея. — Порой эхо подобных стычек можно услышать через половину галактики и из далекого прошлого.
— Быть может, — отозвался Лайак, — но сейчас это не так. — Он бросился бежать по пути, ведущему влево. Правый путь схлопнулся, прекращая существовать. — Держите её! — крикнул он рабам клинка. Актея уже пустилась за ним следом; ее алое одеяние развевалось за спиной. Кулнар догнал ее одним прыжком и сгреб в охапку. Актея зашипела от гнева.
Лайак бежал. Туман расходился перед ним, туннель делался прочнее и открывался ему всё дальше, словно цветок навстречу солнцу. Лайак сделал еще один шаг…
И шагнул туда, где царили резня и пламя.
— Темпы его выздоровления не соответствуют стандартным свойствам его физиологии. — Голос звучал монотонным гудением статики и вращающихся шестерней. Он сделал вдох; почувствовал вкус железа. — Я не смог удалить части поврежденной брони.
Еще один голос, слишком далекий, чтобы ясно различить его, но звучащий знакомо.
— Ничего похожего на быструю регенерацию и срастание сухожилий, хотя имело место изменение металлической структуры в…
Голос, не давший собеседнику окончить фразу, оставался все так же за пределом слышимости.
Он не видел ничего; только вспышки оранжевого света пульсировали в темноте.