Вольк хотел отвернуться, но его взор был прикован к статуе. Воспоминания нахлынули на него. Они проникали в него, словно нож в мягкое масло. Он почувствовал укол каменного острия на шее. Он знал, что орудие вытесали из камня не для заготовки леса или добычи еды, а для убийства. Он почувствовал кузни, удары молота по металлическим прутьям, удар за ударом изготавливая из них меч, который будет нести песнь завоевания сквозь века. Он почувствовал удар приклада, порох во рту, объятия тысяч инструментов смерти, когда они прикасались к истории в первый раз.
Аргонис прошел мимо него и внезапно осознал, что взгляды всех стоящих в зале прикованы к статуе. Пертурабо медленно шагнул вперёд, части его доспеха тихо шипели.
Вольк попытался пошевелиться. Но не получалось. Жар пронизывал его, будто шептал, касаясь сервоприводов, распространяясь по узлам интерфейса.
Сын моего сына. Вольк услышал голос, услышал эхо, но он знал, что голос прозвучал у него в голове, обращённый к нему одному. Он был глубоким, словно отдалённый рокот орудий. Я так долго ждал и следил за тобой. У меня есть столько всего, что я могу дать тебе.
Его наполнила боль. Он пал без движения, пещера будто сужалась перед его взором, пока его сознание погружалось всё глубже в небытие. Каждый кусочек его плоти отваливался, будто был сварен, нервы и сухожилия обуглились. Он изо всех сил старался прийти в себя, но свет бытия удалялся от него. Всё, что он помнил, это его прошлое, которое разлетелось на осколки: первый порез на коже, грохот оружейной, клич вражеского наступления, более многочисленного, чем туча снарядов, разрывавших их на части, жажда большей силы, острого клинка, мощи, чтобы сразить их и пропитать землю кровью. Он был здесь, его рёв был песней, песней клинков и пуль.
Не сопротивляйся. Ты стольким можешь стать. Голос, громкий, словно орудийный огонь, сшитый из кусочков самой жизни, потраченной, чтобы разрушать, превозмогать и снова разрушать. Ты так долго стойко переносил всё, но ты не должен был выжить. Ты должен был пасть сломленным, сожжённым. Это то, о чём мечтает твоя душа, мечта, которой ты будешь жить. Я даю, но также и беру. Я дам тебе это, но есть дело, которое ты выполнишь для меня.
Вольк почувствовал, как нечто возвышается внутри него. Он мог сражаться, но не хотел. Голос в его голове был чем–то, от чего он не отрекался. Он звучал как желания и страхи, которые он держал в себе с тех пор, как он покинул разрушенные города. Он всегда был силён, но всё–таки недостаточно, он был убийцей, но не ровней тем, кто сражался против него. И теперь он знал, что сможет стать таким.
Железо внутри, железо снаружи.
Он отпустил последний стежок своей души, и в него ворвалось жаркое пламя.
Его рот раскрылся.
— Сын мой, - сказал демон. Железный Круг повернулся, поднимая оружие. Аргонис выхватил болтер и вскинул его. Вольк перевел на них взгляд. Его лицо было маской поверх огня. Из провалов глаз струился ревущий свет. Металл его аугментики стал красным от жара. Демон посмотрел на дула орудий и улыбнулся. – Сыны моего сына. Я так долго ждал вашего прихода.
Пластины и поршни внизу спины Пертурабо дрогнули один за другим, и он повернулся.
— Ты существо, что заточено здесь, – проговорил он.
— Заточённое, схороненное, спрятанное, выпущенное на волю.… Зависит от точки зрения.
— Ты заточён, – отрезал Пертурабо и поднял молот, указывая на горящую ухмылку демона. – И раз это так, ты можешь испытывать страдания. Не надо со мной играть. Я здесь за информацией, которую ты мне дашь.
— Я знаю, - ответил демон. – Ты ищешь своего брата. Ты ищешь Восьмеричного Принца Резни. Я знаю, Пертурабо. Я наблюдал за ним через глаза орудий, что стреляли на его поле битвы. Я знаю, что Гор послал тебя привести Ангрона назад, собаку отправили притащить взбесившегося сородича обратно в семью.
Пертурабо сохранял безмолвную неподвижность. Затем пересек расстояние, разделявшее его и тело Волька, и, стиснув пальцы на его горле, поднял над полом. Пока он держал его так, поршни и сервоприводы шипели в местах креплений. Он смотрел в огонь, сочащийся из глаз Волька. Лицо его было безразлично.