Он поднял руки к лицу, на мгновение закрыл глаза.
— Уш–на–катал, - сказал он. Он ощутил, как зов шипяще скользит в Священное Царство, и услышал ответ. Тонкие как паутина силуэты из черного дыма соткались вокруг него, расплывчатые, точно наброски, сделанные на пергаменте водой и чернилами. Тени лиц обрели форму в клубящемся сонме: вопящие в молчаливой муке, исходящие ненавистью, рыдающие.
Его разум наполнился шепотами.
«Кто ты?»
+Я не хочу умирать+
«Кто ты?»
+Прошу, пощадите…+
«Кто ты?»
+Предавший клятвы…+
«Кто ты?»
+Ты – осквернитель всего, что прежде почитал святым…+
«Кто ты?»
+Почему ты делаешь это?+
— Ус–ка–тед, - приказал он. Силуэты, сотканные из дыма, протягивали призрачные пальцы. Их касания скользили по его коже. Холодное, как лед, пламя жгло плоть.
+Мы знаем тебя, Безымянный+ - шипели голоса у него под черепом.
+Мы помним…+
+Мертвые помнят…+
Лайак держал рот закрытым. Боль была подобна сверхновой в центре его существа. Она была словно сожжение, словно железные гвозди, вколачиваемые в кость. Словно перерождение и откровение.
Поверх его кожи обрела форму броня. Очертания керамитовых пластин, наплечников и перчаток, сплетенные из обнявших его теней. Электронные компоненты и кабели обрели бытие и соединились с его нервами. И вот, наконец, он стоял, облаченный в пепельно–серую броню, оставившую непокрытой лишь голову.
— Хесс–не, — произнес он.
Тени померкли, исходя ненавистью и злобой, скользя обратно в бесконечность Священного Царства. Благословенная мука, которую он претерпевал, истаяла из его плоти, и он склонил голову в благодарности за это благословение. В последнюю очередь он повернулся и шагнул в ту часть помещения, где его шлем–маска глядел вниз с оружейной стойки. Ее личина скалилась в ледяной ярости. Три глаза рядами спускались по обеим щекам; каждый глаз пылал, точно угли в горне. Разверстая яма рта была полна острого серебра. Два обсидиановых осколка торчали рогами из надбровий. Шлем был подарком от первого из Гал Ворбак, и Лайак носил его всегда — исключая краткие мгновения уединенных раздумий.
Лайак протянул руки и взял шлем, ощущая, как его злоба щиплет язык привкусом крови.
С осторожностью он надел шлем–маску на голову. Крючки на ее внутренней стороне впились в его щеки. Дыхательные трубки сами собой соединились с его броней. Густой благовонный дым наполнил его следующий вдох. Вихрь колхидских рун закружился перед его глазами. Измерения и цвета, которые не дано было видеть смертным, окрасили помещение вокруг него.
«Он здесь», — пришла мысль. Он повернулся и опустился на колени, стоило отвориться двери внутреннего святилища. Закутанные в красное фигуры обернулись; их одеяния пошли волнами, когда склонились и они. Одетые в мантии просители не могли ни услышать, как открывается дверь, ни увидеть вошедшего, но присутствия подобного существа было достаточно, чтобы они пали ниц.
Лоргар Аврелиан на мгновение остановился на пороге. Его кожа была посыпана золотистой пудрой, его щеки и бритый череп изукрашены клинописными знаками. Алые одеяния покрывали его незащищенную броней плоть. Если бы не его размеры, он выглядел бы, подобно жрецу с пустынной планеты, вырастившей его.
Он излучал харизму. Это была не ярость, окружавшая ореолом ныне–возвысившегося Князя Крови, и не чистое эфирное могущество Магнуса. Стоять вблизи Лоргара Аврелиана означало – желать услышать, как он заговорит, ощущать пробуждение глубочайших эмоций от его малейшего жеста, ощущать, как душа одновременно сжимается и ликует.
За тем исключением, что Лайак не чувствовал ничего: только то, как крючки на маске, надетой им, режут плоть.
— Ваше блаженство, - сказал он.
— Встань, сын мой, - сказал Лоргар. – Я прошу у тебя прощения за то, что нарушил твой обряд.
— Куда бы Вы ни шли, за Вами следуют истина и запредельность. Принимать вас в это мгновение – гораздо более свято.
Лоргар наклонил голову в знак признательности; на краткий миг прикрыл глаза.
— В течение двух часов мы достигнем границ системы Бета—Гармон, и там мы найдем Магистра войны. Послания летят сквозь уста сотворенных богами к другим моим братьям. Он созывает нас вместе, дабы мы встали плечом к плечу в последний раз, как стояли некогда у ног нашего отца.
Лоргар остановился, а следом подошел к кристальному обзорному окну, сквозь которое плясал тошнотворный свет варпа. На какое–то мгновение Лайаку сделалось интересно: что видят глаза примарха. Священное Царство было зеркалом душ, и то, что отражалось в нем, было различным для каждого разума, дерзнувшего туда заглянуть. Лайак видел только призраков, когда смотрел в варп. Он давно уже перестал спрашивать себя, почему.